В студию вошла высокая длинноногая девушка в красной короткой кофте и настолько узких джинсах, что непонятно было, каким образом их можно надеть на себя, а уж как перемещаться в них – совсем непонятно. Длинные черные волосы, брови вразлет, никакой косметики. Взгляд – открытый и прямой, наверное, и характер такой. В руках – пластиковый пакет, который она, пройдя через студию, положила рядом с холодильником.
– Что ты, Пат! Будь осторожна в вопросах. Мой гость, во-первых, полицейский, а во-вторых, из страны, где таких вопросов не любят.
– Не могу согласиться с вашим отцом, – произнес Потемкин, вставая. – Во-первых, я не из полиции, а из совершенно другой организации. Во-вторых, хоть это звучит нескромно, статус у меня международный, поэтому прошу относиться ко мне соответственно.
Патимат (Олег запомнил это необычное для Америки имя по рассказам О’Рэйли) глядела на него прямо и не торопилась отводить глаза.
– Вы что, допрашиваете папу?
– Мы беседуем. – Олег тоже не отвел взгляда, и через несколько мгновений это стало напоминать игру в гляделки… Олег прекратил поединок первым.
– Вам надо поесть, пока завтрак горячий, – сказал он Леборну нейтрально. – А я пока, если не возражаете, поброжу по мастерской, посмотрю на ваши работы.
– Смотреть тут особенно не на что, – буркнул Леборн, усаживаясь за стол, но чувствовалось, что ему приятно. – Да, – спохватился он, – я же вас не познакомил.
– Алек Потемкин, – поклонился Олег.
– Патимат Леборн. – Девушка без колебаний протянула руку. Кисть была сухая, узкая, сильная.
– Это так трогательно, что вы носите отцу завтрак…
– Я вообще стараюсь делать в жизни именно то, что мне хочется, – парировала Патимат с некоторым вызовом. – То, что вы видели, – один из частных случаев. Кстати, в это время у папы в мастерской обычно никого не бывает, поэтому никто из знакомых об этой моей привычке не осведомлен. Это наше семейное дело.
– Считайте, что и я ничего не видел, – сказал Олег негромко. – Не буду вас отвлекать, иду бродить…
Он и впрямь отошел в дальний угол студии и стал разглядывать прислоненные к стене картины. В большинстве это были портреты. Главным образом портреты того типа, о котором вчера вычитал Потемкин в полученной информации, того типа, для которого работал Джон Линк, – беллетризованные, так сказать. Руку Леборна легко было узнать – решительные мазки, смелое смешение красок.
Просмотрев несколько холстов, Олег про себя решил, что ему все же больше нравятся портреты традиционные, кабинетные… Там Леборн, с точки зрения Потемкина, достигал наибольшей выразительности.
– Ну и как? – Это Патимат подошла незаметно и остановилась за плечом Олега. – Нравится?
Олег взглянул на девушку. Если что-то ему в мастерской и нравилось безусловно – так это она. Сама все знает – и что она красива, и что отец ее великий художник, и что все, кто приходят в эту мастерскую, непременно восторгаются работами Леборна. Патимат не знала другого, что характер у ее собеседника незавидный в том плане, что он терпеть не может соответствовать ожиданиям, особенно если тот, кто задает вопрос, для него важен…
Наступила пауза.
– Знаете, у меня неоднозначные впечатления, – сказал наконец Олег. – Конечно, почерк вашего отца ни с чьим другим не спутаешь, но вы ведь не будете возражать, если я скажу то, что думаю, а не то, что положено здесь говорить?
Патимат кивнула.
– Мне ближе те работы вашего отца, где отсутствует, так сказать, живописный фон. Где главное – сами герои.
– Подумаешь, новость… – фыркнула девушка. – Отец все это сам прекрасно знает. Но эти работы все заказные. И если клиент хочет яхту, то пусть у него будет яхта… Вы такого художника Рембрандта знаете?
– Слышал кое-что, – улыбнулся Олег. – О нем, о его жене Саскии и о его родном городе Лейдене.
Патимат взглянула озадаченно:
– А, ну да – вы же хоть и полицейский, но из Европы… Там они хоть о чем-то еще слышали, не то что у нас. Так вот, может, вы и помните историю с «Ночным дозором»?
– Смутно… – признался Олег. – Вроде кто-то кому-то чего-то не заплатил… Современная такая история.
– Как раз к нашему разговору. Признанный художник не совсем удовлетворил требования заказчиков – ради художественных достоинств картины – и остался без денег.
– А я не хочу оставаться без денег, совершенно не хочу. – Брет, закончивший завтрак, вступил в разговор. – Но вот что, дочка, ты у меня представительница либерального крыла нашей интеллигенции, и уже одно это заставляет меня с этим крылом мириться. Но не сердись – у нас с господином Потемкиным есть важный разговор, который мы должны завершить. Подождешь немного?
– Нет, папуля, я спешу. Хорошего дня тебе. – И уже в сторону Олега: – Приятно познакомиться с человеком, который не так безграмотен, как большинство… – Патимат приостановилась, подыскивая нужное слово, но так его и не нашла и завершила обычным: – Всего доброго.
– Хорошего дня, – кивнул Потемкин. И, не удержавшись, добавил: – С приветом из старушки Европы…
– Славная у вас дочь, – сказал он, когда Леборн вернулся в угол, где они беседовали.