— Нет, хотя ты и искушаешь меня. Ты можешь продолжать служить мессу, но частным образом. Я имею в виду — для короля, Аларика, Дугала. Все. Ты также можешь исповедовать, но тех же лиц, если только это не вопрос жизни и смерти. Если ты будешь посещать заседания совета или какие-либо мероприятия при дворе, то должен делать это как герцог. Я не намерен запрещать тебе носить церковное облачение, но лучше не привлекать внимания. Я был бы счастлив, если бы ты где только возможно появлялся в светском одеянии.
— Как долго? — спросил Дункан.
— Пока мне не удастся изменить проклятое законодательство, черт побери! — огрызнулся Кардиель. — Дункан, я не могу не подчеркивать важность этого. Если ты не будешь попадаться на глаза и повторять глупые демонстрации того, кто ты есть, то все может успокоиться. Единственное, что позволяет мне так лояльно подойти к тебе, это то, что ты не выступал в роли епископа, когда признался в принадлежности к Дерини. И ты ведь на самом деле ничего не
Все было даже слишком ясно, хотя и не так плохо, как могло бы быть. Дункан подчинился ограничениям, наложенным Кардиелем, и притворился, будто у него кашель и жар, заставляющие его оставаться в покоях в епископском дворце. Он посчитал за удачу, что никакие другие наказания не упали ему на голову в последующие дни. Изоляция также дала ему возможность провести больше времени с Дугалом перед тем, как сын отправится в летнее путешествие с королем. Морган и Келсон также приходили поужинать с ними практически каждый вечер и обычно оставались поговорить чуть ли не до утра. В последний вечер, который король с Дугалом должны были в Ремуте, Дункан пришел на ужин в замок.
Предстоящее королевское путешествие имело целью поиск реликвий святого Камбера, поэтому в тот вечер Морган вручил двум новым рыцарям медальоны святого Камбера, такие же, как он сам унаследовал от своей матери-Дерини. Однако после того, как Дункан благословил медальоны, Келсон извинился, сказав, что хочет получить еще одно благословение. Он послал Долфина попросить Росану встретиться с ним у фонтана в центре сада.
Конечно, приличия требовали, чтобы она пришла не одна. В качестве компаньонки и дуэньи ее сопровождала монахиня более старшего возраста. Обе они были одеты в плащи с накинутыми капюшонами, защищающими от холодного ночного воздуха. Но сопровождавшая Росану монахиня без возражений согласилась с предложением Келсона погулять по саду на пару с Долфином, который забудет все, что увидит и услышит. Король отвел Росану в некое подобие укрытия — беседку, летом увитую плющом.
— Я хотел показать тебе кое-что перед тем, как мы уедем утром, — сказал он, доставая серебряный диск — медальон святого Камбера — из-под туники, — Только Дерини может по-настоящему оценить его. Дункан уже благословил его, но я подумал, что ты тоже могла бы это сделать.
— Я, мой господин? — она с интересом посмотрела на медальон, очевидно поняв, что это такое, но не сделала попытки до него дотронуться. — Подобное благословение должен давать священник.
— Тем не менее, я оценил бы
— Вы правы.
Осторожно улыбнувшись, она подошла достаточно близко и взяла медальон в левую руку, чтобы его осмотреть, затем перекрестила и склонилась, чтобы поцеловать.
— Спасибо, — тихо произнес Келсон, беря диск в руки и тоже целуя, когда Росана выпрямилась. — Я еще больше буду ценить его после твоего поцелуя.
Она покраснела и наклонила голову.
— Пожалуйста, мой господин, не говорите таких вещей. Вы не должны.
— Не должен? Росана, прошла почти неделя. Я хотел бы узнать, что ты надумала. Не о том, что мы обсуждали на совете. Не о ситуации в Торенте, епископах или даже святом Камбере. О нас.
Она украдкой бросила на него взгляд, затем снова посмотрела на свои руки, убранные в свободные рукава. Движение головы заставило ее капюшон упасть на плечи. Под темно-синим плащом, который она надела для того, чтобы пройти по улице, на ней все еще было надето светло-голубое монашеское одеяние ее ордена, но она заменила свою обычную полотняную камилавку на нечто более тонкое, окутывавшее лицо, подобное покрывалу мадонны. Ее длинные густые волосы сегодня не были заплетены в косу, а заколоты сзади парой серебряных заколок и лежали тяжелой блестящей копной у нее на затылке.
— Что насчет нас, мой господин? — переспросила она. — Я думала, мы договорились провести время вдали друг от друга в раздумьях.
Келсон смог только скрестить руки у себя за спиной, чтобы не наделать глупостей.
— Договорились. Но я… э… надеялся, что это отступление от строгого монашеского одеяния, — он кивнул на ее покрывало, — может означать, что…
Пока он искал слова, она взглянула на него.
— Может означать что, мой господин? — прошептала она. — Что я колеблюсь в правильности выбора призвания? Да, это так. И я солгала вам раньше. Именно вы — причина этого.