Балки эти и в самом деле всюду поднимались из воды, словно позвонки и кости вымерших китов. Несладко пришлось здесь самоходке в ту штормовую ночь.
Пока устраивались, мастерили палатку, пришел настоящий вечер. Правда, не было еще звезд, но солнце, крадучись, уползло за дальний пологий мыс, а на середине реки засветился алый фонарь бакена. И небо над головой стало ртутно-серым, а листья почти черными.
Это значило, что приходит время костров. На том берегу они зажигались один за другим.
Комары не свирепствовали. Они лишь изредка устраивали бандитские налеты и уносились от яростных Илькиных контратак.
Повеселевший Илька натаскал кучу дров.
Костер занялся моментально. Выплеснул огонь сквозь хворост и загудел, как самолетный двигатель. И сразу гудение это и свет примагнитили к себе путешественников. Даже Илька снова притих. Встал рядом с Владиком, загляделся на пламя. И, освещенный порывистым огнем, сделался весь оранжевым. У Владика тоже светилось лицо.
И опять Генку кольнула ревнивая мысль: если бы его, Генки, здесь не было, Владик с Илькой все равно стояли бы вот так же вместе и радовались бы огню…
Однако молчали недолго. Илька пошарил в кармане и загадочно сказал:
— У меня что-то есть…
— Ириска «Кис-кис», — хмыкнул Генка.
— Сам ты кис-кис. Патрон от малопульки. Заряженный. Валерка подарил.
— Хорош подарочек, — сказал Иван Сергеевич.
— А что будет, если его в костер бросить?
— Трудно сказать, — ответил Иван Сергеевич. — Но одно будет обязательно: уши тебе мы надерем.
— Тогда я лучше не буду.
— Лучше не надо.
Иван Сергеевич вытащил из рюкзака чайник, потерял в траве крышку, чертыхнулся и наконец выкликнул добровольцев идти за водой. Добровольцем был, конечно, Илька.
— У берега не черпай, — предупредил Иван Сергеевич. — Зайди чуть подальше, там вода чище.
— Зайду.
— Только чайник не утопи. И сам не утопись… А ты не боишься?
Илька смешно захлопал ресницами.
— Чего?
— Ну, все-таки… Место незнакомое. Лес, вечер…
— А в реке чудище какое-нибудь, — лениво сказал Генка. — Подкрадется под водой и за ногу — хап! — И он скрюченными пальцами показал, как чудище хапнет Ильку.
Илька снисходительно вздохнул, как бы говоря: «Ничего умного от тебя не дождешься».
Генка изобразил удивление:
— Смотрите-ка! Не боится чудища.
— Я ничего не боюсь, — сказал Илька не то всерьез, не то назло Генке.
— Совсем ничего?
— Совсем, — спокойно сказал Илька, покачивая большой чайник.
— А волков? — спросил Владик.
— Ха… Волки летом трусливые. Как врежу чайником по морде, сразу смоются.
— А зимой? — не отступал Владик.
— Зимой? — Илька сделал скучное лицо. — Зимой какая разница? Бойся не бойся, все равно сожрут.
— А пчел ты тоже не боишься? — язвительно спросил Генка.
— Нет, — нахально сказал Илька.
— А мертвецов?
Илька плюнул в костер.
— Самый безобидный народ.
Конечно, это были не его слова. Но как на них возразишь?
— Я знаю, чего он боится! — вдруг обрадовался Генка. — Уколов!
Илька фыркнул, как уставшая лошадь.
— Вспомнил! Это в прошлом году было!
— В прошлом году не считается, — поддержал его Иван Сергеевич.
— А ядовитых змей тоже не боишься? — поинтересовался Владик.
Илька подумал:
— Тоже.
— А контрольных по арифметике?.. Акул?.. Темноты?.. Наводнения?..
Илька, освещенный пламенем, стоял, улыбался, поддавал коленками чайник и покачивал головой. Два маленьких костра бешено плясали у него в глазах.
— А смерти? — спросил Генка.
Самое обидное, что Илька даже не моргнул. Улыбаться не перестал. Еще раз брякнул коленкой по чайнику и весело сказал:
— Не-е…
— Ну иди, иди, — мрачно предложил Генка. — Повесь на шею камень и прыгни в воду.
— А зачем?
— Ты же не боишься.
— Дурак я, что ли, зря прыгать?
— А не зря сможешь?
— Надо будет — смогу, — со спокойствием пообещал Илька.
— А не врешь?
Илька зачем-то перевернул над костром чайник и потряс его. Потом сказал:
— Не вру.
— Ладно, иди за водой. И не забудь про чудище.
Илька неумело засвистел и пошел от костра.
На краю поляны, у осинок, он остановился и вдруг крикнул:
— Яшка смог, а мы, что ли, хуже?
— Козел! — обрадовался Генка. — Думаешь, Яшка знал, что погибнет, когда полез малышей вытаскивать?
— Сам козел! Он все равно рисковал!
— Одно дело — рисковать, а другое — когда на верную смерть! Понял?!
— Без тебя знаю! — яростно крикнул Илька и бегом бросился сквозь ветки.
Генка, Иван Сергеевич и Владик прислушивались, пока за деревьями не затихло звяканье чайника. Иван Сергеевич усмехнулся:
— Расходилось сине море… — И вдруг сказал Генке: — Знаешь, а все-таки зря ты так…
— Как?
— Зря завел такой разговор. Нечестно как-то. Ты ему будто подножку ставишь.
— Он, по-моему, сам начал, — насупившись, сказал Генка.
— Начал-то все равно кто…
— Правда, нехорошо, — сказал Владик. — При таком разговоре хоть кто захвастается. Если раздразнить.
«Ладно, целуйтесь со своим Илькой», — подумал Генка. Но зла на Ильку он не чувствовал. И он нашел ответ, который Ильку защищал, а его, Генку, оправдывал:
— А он не хвастает. Он в самом деле ничего не боится… Нет, я знаю, чего боится.
— Скажи, — попросил Владик.
— Придет — скажу.
Илька, пыхтя, притащил чайник.
— Привет от морского чудища, — бросил он Генке.