Тень каравеллы

Тут, на счастье, топал мимо будки скромный и серьезный на вид пятиклассник. Форик, разумеется. Отпросившись с урока, он выбрал на поленнице кусок сосновой коры для кораблика и, «довольный», возвращался в класс.

Диночка решилась.

– Мальчик!.. Эй, мальчик!.. Понимаешь, меня нечаянно заперли. Ты не мог бы взять в учительской ключик и принести сюда?

Форик сказал, что мог бы. Была уважительная причина прогулять еще несколько минут, не сидеть на занудной ботанике.

– Мальчик, но только ты никому… про это. Ладно?

Форик резонно возразил, что «никому» не получится. Спросят ведь, зачем ему ключ.

– Ох, что же делать?..

Форик снисходительно шевельнул плечом. Поднял из травы ржавый изогнутый гвоздик. Колупнул в замке – тот открылся.

– И все дела…

– Ох, мальчик… Ты ведь не станешь рассказывать про это? Мои третьеклассники не должны знать о своей учительнице смешное…

– Но вы-то не третьеклассники, – заметил Форик, поведав нам эту историю. – Вам можно. Только помалкивайте, а то Диночка решит, что я трепло… А сейчас она меня во как уважает! Не только из-за того случая, еще и за Контуженого Сёму.

– За кого?! – снова округлил рот Чижик.

6. Скелет и влюбленные

Случай с Контуженым Семой тоже заслуживает отдельного рассказа.

Сема был сторожем на огороде.

Огород располагался на заднем дворе старого двухэтажного дома, где жил Форик.

До революции в таких крепких домах с кирпичным низом и бревенчатым верхом обитали купцы и прочий зажиточный люд: вверху – семейство хозяев, внизу – прислуга и приказчики. А в наше время всеобщего равенства и справедливости на каждом этаже сделали по нескольку коммунальных квартир. Так что у Форика было много соседей. Самый хороший сосед был бравый демобилизованный сержант Гриша – худой, усатый и полный воспоминаний о фронтовой жизни, хотя она и кончилась четыре с половиной года назад.

Гриша всю войну прошел шофером – на полуторках и газиках, на ЗИСах и тяжелых американских «студебеккерах». За лихость и знание техники был замечен командиром дивизии и последний военный год служил водителем генеральского «виллиса».

– Так вдвоем мы и въехали в Берлин, – прочувствованно рассказывал Гриша Форику. – Душевный мужик был Федор Григорьич. Я его и после войны возил. А потом чего-то не поладил он с командованием, потому как говорил все, что думал. Ну и услали мужика из Белоруссии в самый северный гарнизон. Я просился с ним, а он говорит: «Мне, Гриша, конечно, и там водитель положен, да кто им будет, решать уже не мне. Кого дадут, с тем и буду ездить, сам понимаешь. А ты, – говорит, – просись на гражданку, жениться тебе пора…»

Проблемой женитьбы водитель Гриша был озабочен постоянно, поэтому все свободное время тратил на контакты с прекрасной половиной человечества. Но, несмотря на старания, бравую внешность и множество звонких медалей, невесту по душе отыскать не мог. Все его романы были коротки и заканчивались грустно.

Впрочем, Гриша утверждал, что заканчивает романы он по собственной инициативе. Потому что не находит в знакомых девицах «глубокой души» и «сердечной обстоятельности».

– Видишь ли, Формат Георгиевич, одно дело на танцы ходить, а другое – строить капитальное совместное существование. Это должна быть боевая подруга на все годы жизни.

Форик согласно кивал. Они с Гришей понимали друг друга.

Кроме Гриши было в доме много других жильцов. И каждый владел грядками с картошкой и прочими огородными культурами. Грядки были у каждого свои, а заботы общие. И одна из забот – нахальные воробьи, вороны и галки. Они вели себя на огороде как батальон СС в оккупированной деревне.

Нынешней весной две соседки, тетя Настя и бабка Агаша, сказали Форику:

– Ты же у нас голова, прямо инженер и профессор. Придумал бы какое-нибудь пугало, а то опять не будет житья от этих паразитов.

– Не боятся они пугал!

– Обыкновенных не боятся, а ты сообрази такое, чтобы у них душа в пятки. Ты же головастый…

Форик почесал «головастую» голову и задумался. И чем больше думал, тем больше этой идеей увлекался.

Он обтесал метровый деревянный брус. Проволокой примотал к нему несколько старых обручей от бочек. Получилась могучая, как у гориллы, грудная клетка. Из расплющенного ведра с пробитыми в нем дырами Форик смастерил «тазобедренную область», как у скелета в учебнике анатомии для старших классов (у Форика имелся такой на всякий случай). К этой железяке он прикрепил тощие ноги из реек. Ноги болтались и сгибались. У них были костлявые ступни из палочек. А к верхней части скелета Форик прикрепил такие же суставчатые руки. Их длинные деревянные пальцы зловеще постукивали друг о друга.

Форик рассуждал так: если скелетов боятся люди, то и птицы должны их бояться: они ведь еще глупее людей.

Вместо черепа Форик приспособил старый скворечник, несколько лет валявшийся за сараем. В скворечнике была лишь одна дырка. Форик пробил долотом еще две – получились черные глазницы разной величины и формы. Потом Форик белилами нарисовал зубастый рот с грустно опущенными уголками.