Тень Казановы

Прибыли в мой любимый ресторанчик. Ближневосточная кухня, огромный экран во всю стену. Круглосуточно крутят Чарли Чаплина. И это еще не все. Столы сделаны как ученические доски, и мел лежит. Жуй, смотри кино, рисуй рисунки или письма пиши. Я написал сразу: я люблю тебя, Люба! И сердце пририсовал. Со стрелой. Она как-то долго смотрела на меня.

— Правда? — спросила.

— Чтоб я сдох!

— Дурачок, — засмеялась.

А я смеяться не стал. Я честно сказал.

Заказали все, что только можно. Смотрели кино, хихикали, жевали, писали друг другу смешные записки. Половину не съели.

— Я первый раз здесь, — призналась.

— А я частенько бывал, — брякнул и осекся.

— И про любовь так же писал?

— Нет, не так, — серьезно сказал, глазом не моргнул. Кажется, поверила. Да я и не врал.

Сытые и довольные выпали на улицу.

— По барчикам?

— Нет, домой. Я хочу быть только с тобой!

От счастья просто одурел. Домой! У нас есть свой маленький дом! До отеля добрались быстро. Но как-то все по-другому было. Не так, как вчера. Дольше. Нежнее. Уснули, почти как приличные, часам к четырем. И проснулись по-взрослому. В обнимку, к десяти утра.

— Сегодня — воскресенье, — первое, что она сказала.

Я и сам об этом думал. Уик-энду конец. Осторожно предложил:

— Может, ну ее на фиг, эту твою работу?

Замотала головой:

— Нельзя. И работа хорошая, и плата приличная, да и рекомендации здесь много значат.

В принципе, я другого не ждал. Это Америка.

Спустились вниз. Позавтракали молча. Грустилось. Купили ей купальник в гостиничном бутике, пошли в бассейн, поплавали. Народу — ни души. Пытались целоваться, но получалось не очень-то — тонули.

Вернулись в номер. Снова заняли кровать, но ненадолго. Пора, пора! Часам к двум отправились. Прошвырнулись по магазинам. Пытался скупить ей все. Сопротивлялась, но кое-что прикупить удалось.

Пообедали в русском ресторане. Борщ, пирожки, щука. Опять объелись. Поехали на вокзал. Ей нужно было на электричку. Хозяйка жила в пригороде, сорок минут езды. Город Элизабет.

Взяли билет. И я совсем скис:

— А я-то, я-то как тут без тебя? До следующей пятницы не дотяну!

— А в следующую пятницу могут и не отпустить.

Обрадовала! Поезд подошел. Подумал и тоже взял билет. Сели. Электричка двухэтажная, сиденья мягкие, высокие. Забрались на второй этаж. Целоваться не вышло — народу много. Но хотелось очень!

Доехали, дошли. Побродили по окрестному парку. Потом довел до дома.

— Звони мне каждый день! Нет, каждые полдня!

Подумала и ответила:

— Я буду звонить каждый час. Слово!

Ушла. Заметался. Затосковал.

Вернулся в отель. Подушка ее волосами пахнет и полотенца в ванной. Я умру!

Она позвонила тут же.

— Люба, я никак, ну никак без тебя!

— Придумаем что-нибудь к пятнице.

К пятнице?! Я не доживу! Я умру! На чужбине.

Звонила и правда каждый день. Раз по пять. А в промежутках звонил я.

— Меня уволят, — говорила.

— И слава богу. Увезу тебя я в тундру!

В этом месте молчала. Не тянуло ее на родину…

Дни плелись, нарисовал пять квадратиков и зачеркивал каждый день по одному. Медленно. Медленно! Зачеркивал снова. По десять раз одно и то же. Бумага не выдерживала. Рвалась под моими крестиками — не нашего качества мануфактура!

Четверг.

— Ну?!

— Не пускают. Но… — прислушался, — но я рассказала хозяйке, что земляка в Нью-Йорке встретила. Она приглашает тебя на уик-энд к себе.

Йес! Йес!! Тут же сочинили легенду. Как жили в соседних дворах, в одну школу бегали, за косички дергал, из рогатки стрелял… И вот вдруг встретились! Где? В Америке! Я бы и сам плакал. Не скажешь же, что всего два дня знакомы и тащим в дом практически постороннего. На том и сошлись.

Пятницу еле пережил. На занятиях ничего не слышал, не видел никого. Скорее, скорее! Отпустили, наконец! Наши из группы затевали какую-то совместную культурную программу. Куда там! Отказался категорически и наотрез. Кажется, обиделись немного.

— Ну, счастливых выходных!

— И вам. И вам того же! — полетел.

В электричке народу полно, но расселись. Добрался до Элизабет. У вокзала зашел в супермаркет. Набрал всего. Потом — в ликерный. Знаю я ваши законы: если в пятницу не закупишься, то потом, кроме пива, ничего не найдешь. Признак американской добропорядочности: в будние дни пьянствуй, а в выходные — ни-ни! Суров закон, по это — закон! Набрал красного чилийского вина — Люба сказала, что хозяйка уважает. И виски. На всякий. Прибыл с пакетами, как Дед Мороз.

Оценили.

Хозяйка не такая уж сильно старая, щечки розовые, волосики — голубенькие. Принято у них так: седину не закрашивают, а подсинивают — прикольно! По дому в кресле катается, на моторчике. Из наших. Первой волны беглецы. Дети — сами по себе. Навещают на День благодарения. Средств хватает, времени нет — наняли Любаню. Чтоб кормила, поила, гулять водила, грустить не давала. И на День благодарения, опять же, индейку жарила. Работа и правда, по русским меркам, хорошая. На жилье не тратишься, сытый, зарплату чистенькой в карман складываешь. Свезло!

Покупки мои разобрали. Охали — зачем тратился? Новый русский? Да нет, уже старый. Богатый? Да, не бедный, не жалуюсь. Молодец какой!