Потом проиграли душещипательную историю про соседские дворы, косички, рогатки. Бабуля чуть слезу не сронила, поверила. И все причитала:
— Пара у вас хорошая, красивые оба, умненькие, земляки опять же, да и мужчина при деньгах. Жили бы да и жили вместе!
Где? У нее Америка — голубая мечта. А мне — не очень-то. Где родился, там и сгодился.
В общем ужин прошел хорошо. Затянулся, правда. Люба уже в спальню свою ушла, а я все бабусю развлекал. Рассказами да байками. Про Россию, обновленную. Бонусы зарабатывал. Заработал. Уснула крепко. Сам уложил, пледом из овечки накрыл. Спи спокойно! И — в спальню Любкину рванул.
Спит?! Обидно стало. Я минуты считал, бабку убаюкивал… Ладно. Обижаться передумал. В окно вдумчиво поглядел. И с краешку на кровать пристроился. Я-то балду всю неделю в универе пинал, а она жарила и мыла, бабулю пестовала. Зашевелилась. Теплая-теплая! И ничего совсем на ней нет. Пропал я!.. До утра до самого.
Проснулся — опять один. Но пугаться уже не стал. Соскочил бодрячком. Сполоснулся. Спустился в столовую. Бабуся сидит за столом. Огурец! Молоко пьет. Люба — у плиты. Улыбнулась мне, я — ей. Пастораль! Бабка опять рассказами увлеклась. Плакал день! Ну да ладно, все — рядом.
К обеду выбрались в парк. Пока на выход переодевались, успели использовать кровать но назначению. А в этом что-то есть!
Гуляли, бабусю по аллеям катали. Белочек подмороженных орехами кормили, заранее корм у входа купили. Специально продают, чтоб дрянь какую белке не подсунули. Все время руку Любину держал. Пальчики тонкие, щекотят меня за ладонь.
— Пошли в дом, — шепнул. — А бабка пусть подышит.
— Нельзя так! — засмеялась. — Забудемся, заморозим!
И губами холодными в ухо мне выдохнула. Сила воли потребовалась…
Нагулялись. Ужинали чинно и долго. Я Любе готовить помогал. Подавал, резал, мыл. Бабуле в этом моменте сильно понравился.
— Дура ты, Любка, — сказала.
Я согласился. Дура и есть. Со стороны даже видно! А она как и не слышит.
Не зря выгуливались, бабка сломалась быстрее, чем вчера. А может, прикинулась, пожалела нас.
— Уснула! — радостно сообщила Люба.
Я голову потерял, на руки ее подхватил, длинную, тонкую. И поволок наверх. В спальню. А она вдруг затихла. Прижалась сильно. Как будто боялась кого.
Назавтра составил с бабулей серьезный разговор. Сказал, что уезжаю через неделю. И попросил Любаню на уик-энды следующие отпустить с легким сердцем. Бабка прониклась, согласилась сразу. Заодно стала Любу уговаривать за меня держаться. Я поддакивал. Но она — ни в какую:
— Не хочу назад. Родину не люблю, да и она меня тоже. Мечта у меня с детства — в Америке жить. Накоплю десять тысяч долларов, фиктивно замуж выйду, американкой стану. А Сережка еще одумается и сам ко мне приедет, чего ему в России делать?
Закручинился я: а в Америке чего? И бабуля загрустила. Всей душой, видать, прониклась.
Ладно, пообедали, стал собираться в Нью-Йорк. А бабка возьми и брякни:
— Чего поедешь? Завтра утром в шесть тридцать поезд есть, успеешь на свои занятия!
Я подумал, подумал и расцеловал ее. Ей понравилось. Потом еще долго в лото играли. Чинно так. Я восемь долларов Любане проиграл и четыре — бабуле. Радовались, как дети, обе. Сам не заметил, как время пролетело.
Утром соскочил — опаздываю! Кое-как побрился, кофе на ходу хлебнул, помчался и — тормознул у двери, не выдержал:
— Люба, ну брось ты лабуду эту. Как вместе хорошо! Поехали, вернемся, на родине тоже жить можно, чего тебе здесь маяться, без визы, без прав?!
— Ни за что! — сказала. — Я не маюсь. Мне здесь дышится даже по-другому, лучше ты здесь оставайся.
— Бебиситтером?
Засмеялась. А мне не до смеха было. Поцеловал без энтузиазма. Уехал. Такси пришлось ловить — поезд уже ушел.
Опять еле пережил неделю. Но грустил тяжело. В воскресенье улечу. А дальше как?
Перезванивались без конца. Почти и не говорили. Просто слушал ее дыхание в трубке. Я никого еще так не любил…
В пятницу встретил ее на вокзале. Накупил роз. На коротких ножках, но много-много. Выпала из вагона прямо на меня. Смешались все: я, Люба, розы. Целовались. Народ вокруг обтекал. «О-ля-ля!» — говорили. Завидовали!
Из отеля так никуда и не вышли до воскресенья. Еду заказывали в номер. Вина набрал заранее, да и бабуля подарок передала — три бутылки чилийского. Не тащить же с собой! На бутылки кошки из пластика привешаны. Черные. Вино выпили, а кошек сохранил. До сих пор.
В воскресенье проснулся рано. Или не спал? Мылся, брился. Вылил в себя остатки вина. Оделся. Чемодан собрал. Сел на кровать:
— Люба!
Она глаза приоткрыла, улыбнулась. Здесь бы и умер! Взял себя в руки:
— Люба, поедем со мной!
Открыла глаза:
— Не могу я ехать. У меня виза просрочена. Если обнаружусь, больше сюда не впустят.
— А оно тебе надо?
— Надо! Я с пяти лет об Америке мечтаю!
— Ну и как будем?
— Не знаю. — Глазки подозрительно заблестели, но от своего не отступает. Упрямая!
Ладно.
— Пора.
— Сейчас?
— Ну, еще с полчасика есть.
Использовали с толком…