Тень Хиросимы

– Цивилиус, ты прости меня, неуча… Я первый день здесь, и многое мне непонятно. Вот ты бол… говоришь, говоришь, а ведь мне многое неясно, и даже, извини, мысли нехорошие закрадываются…

– Ха-ха-ха, кх-кх, ха-ха-ха, – Цивилиус долго не унимался. Он по-стариковски откашливался и заливался новой порцией смеха.

Тень тоже заулыбался. Сначала настороженно, потом, слыша, как искренне смеётся старик, он не выдержал и засмеялся вместе с ним. Ему представился благообразный седой старик, катающийся, как ребёнок, по полу и весело, задорно дрыгающий сухожильными ножками в воздухе.

– Ха, да, ха-ха, – Цивилиус начал успокаиваться.

Тень представил, как тот вытирает старческие глаза, на которых проступили слёзы, вызванные заразительным смехом.

– Рассмешил… ох, рассмешил! Так ты посчитал меня сумасшедшим. Вот, мол, старик совсем из ума выжил, чушь несёт. Так?

Тень слегка пожал плечами.

– Так? Та-ак! С вами можно сойти с ума, но слава… нет, точно, стар стал – заговариваюсь. Кх-кх. – Цивилиус замолчал, словно споткнулся. Через секунду он снова заговорил. – Не забывайся: я хоть и служитель Триумвирата, но при этом абсолютно бесстрастен. Тем и живу до сих пор. А так бы точно… Я бесстрастен, бесчувственен, я наблюдатель с правом голоса и при всём том – я обладаю и чувствами, и мне не чужды страсти.

– Такое невозможно, нельзя оставаться безучастным, являясь частью действа!

– Вот ты опять пытаешься осознать непознаваемое. Так кто из нас более сумасшедший? Я же говорил тебе – я многолик, а значит безличен. Я всё и ничто. Для тебя это абракадабра, а для меня – жизнь. Ты соприкоснулся с неизвестным и пытаешься его постичь. Придать знакомые тебе черты и прилепить ярлыки. Всячески превратить неизвестное в узнаваемое. Но я-то верю, что живу и живу так, как верю. А ты запутался в дебрях образов. Лепя себе подобное, ты так увлёкся, что забыл о том, что лепишь с натуры. Так кто из нас сумасшедший: я, воспринимающий себя как часть целого, живой и неделимый; и вы, познающие сквозь призму своих нервных окончаний. Мы встретились, близкие по духу (в отличие от остальных на сцене), ты попросил у меня помощи. Я услышал твой зов, и, видя, в какой необыкновенной ситуации ты очутился, протягиваю руку и что же слышу в ответ из уст утопающего? «Зачем вы тянете ко мне свои руки!? У вас странные пальцы и непонятная ладонь. Я не знаю вас, вы, случайно, не заразны? Дайте-ка, я возьму пробу для анализа из-под ваших ногтей…» Дорогой мой, прежде чем делать выводы о ком-то или о чём-то, подумай, насколько в них будет правды и насколько истины. Ибо, правда это ты и только ты, а истина непознаваема, но есть суть всего и тебя в том числе.

Тень вскочил на ноги. Его сердце гулко билось в груди. Сильное волнение охватило затворника.

– Прости, прости, Цивилиус, конечно, конечно, я глуп – пытаюсь судить неподсудное. Придать форму бесформенному…

– Тс-с…

– Что?..

– Да нет, показалось. Мне послышалось. Старею. Скорее бы встретиться с Архивариусом. Отчитаться перед затхлым чинушей-временщиком и на покой.

– Послышалось? Ты о чём?

– Да, вроде как Триумвират призывает служить. Ан, нет – сквозняки гуляют… Сквозняки!? Послушай, дорогой ты мой, как же я раньше этого не замечал? С твоим появлением повеяло свежим воздухом, где-то забыли закрыть дверь…

– Цивилиус, не тяни, говори.

– Выход, понимаешь – выход. Для тебя возможен выход. Вон из этого…

– Что же ты замолчал! Ты говорил о каком-то выходе. Что же ты замолчал?

– Я Управляющий. И не всё мне подвластно. Вот и Слово, великое Слово, хоть и наполняется мною звуком, но не подвластно мне. Я могу сочинять, красиво говорить, торжественно декламировать, клятвенно обещать и проклинать, наконец. Но оно, моё слово, будет всего лишь звуком. Оно может звенеть железом, реветь прирученной энергией, заглядывать в макро- и микромиры, убивать тело и душу, и при этом оставаться частью физики, обыкновенной волной. А истинное Слово, одухотворённое и творящее, недоступно мне. Я правитель душ и не более того. Я слишком много, очень слишком, поверь мне, рассказал тебе. Больше я не смею, да и не могу (слишком ничтожен). Иди и помни – всегда есть выход из мракобесия, и не прельщайся яркими многоцветными софитами.

– Что же плохого в цветах, Цивилиус? Они радуют глаз и умиляют сердце. Вот радуга, например…

– Радуга просто так. Не навязывается. Появится на небосклоне, как бы подсказывая: живи и радуйся, и не беги сломя голову в стремлении схватить нечто, недоступное пониманию. Но многие срываются, бегут до одышки, до измождения. Добегают, хватают руками. И торжествующе разжимают ладони: «Вот оно!» – а там пусто. Только мелкие капельки, в которых, дрожа, отражается вытянутая разочарованная физиономия: «Фи, только лишь всего». Да, всего.

– Так чего же бояться?

– Бояться ничего не надо.

– Ты же сам сказал.

– Хм, интересно, что тебе слово «прельщайся» послышалось как «бойся». Велико Слово и всемогуще.

– Ты всегда говоришь загадками. Ох, дорогой мой Цивилиус, сумею ли я когда-нибудь понимать твои загадки.