Тень Хиросимы

Пи-Ти очнулся. Сорвал очки и вытер холодный пот.

В чёрном провале «зрительного зала» творилось нечто непонятное. «Зал» бушевал; из его непроницаемой тьмы выплескивались целые шквалы рукоплесканий.

А ведь точно, – укорил себя душеприказчик-защитник второй степени, – чего это я расслабился. Расчувствовался, как кисейная барышня. Тоже мне – боевой душеприказчик-защитник – пожалел, кого!? Врага! А они тебя жалели! Сколько товарищей полегло! Вот и получайте. Вот и вам возмездие пришло. Время отвечать!

Пи-Ти благодарно плескался в овациях, вытирая слезу в уголках глаз…

– Не помешаю?

Пи-Ти нехотя открыл глаза и взглянул на вошедшего отрешёнными глазами: мол, дорогой мой, ты так не вовремя! Но в ответ сделал приглашающий жест рукой: давай, чего уж там, заходи.

В комнату вошел худощавый и высокий Кэй-Ай (от латинских К… I…), душеприказчик-защитник четвёртой степени, метеоролог авиагруппы. Он вёл тот второй самолёт, проводивший аэрофотосъёмку воздушной атаки на город.

Войдя в комнату, Кэй-Ай замер у порога, теребя в руках изрядно поношенную форменную кепи.

– Ну? – Пи-Ти заметил капли пота на высоком лбу Кэй-Ай, но не придал этому значения – тропическая духота изнуряюще действовала на всех.

Пауза затягивалась. Пи-Ти выпрямился на стуле и, приняв официально-вопросительный вид, приподнимая руки и рисованно-удивлённо морща лоб, повторил:

– Ну, я слушаю вас, Кэй-Ай. У вас такой вид, будто вы потеряли свой самолёт, а сами выпрыгнули с парашютом. Что случилось, дружище? – Последняя фраза прозвучала неестественно фамильярно.

– Вы видели его?

– Кого? Прошу изъясняться точнее, я не чародей, умеющий читать чужие мысли.

– Взрыв. – выдохнул Кэй-Ай.

– А вы как думаете? Я всё-таки непосредственный исполнитель, так сказать. – Пи-Ти начал терять терпение. Он всегда недолюбливал своего метеоролога за его скрытность и малообщительность: «Тоже мне – философ».

– Одним махом мы стёрли целый город и тысячи жизней. Раз, и всё! Я видел своими глазами – я вёл фотосъёмку. И солнце… – Душеприказчик-защитник четвёртой степени замолк на полуслове и прислонился к стене. Его глаза походили на окуляры фотокамер – стеклянно-неживые.

Пи-Ти внутренне содрогнулся, встретившись взглядом с подчинённым. За стеклянными зрачками он увидел безжизненную пустыню на том месте, где только что кипела жизнь. Выжженную и исковерканную. В какой-то миг ему захотелось вскочить, подбежать к товарищу по оружию, прижать его по-дружески к себе и найти те слова-бальзам, которые согрели бы и излечили простудившуюся душу. В какой-то миг… Он боязливо покосился в «зал». Хватит нюни распускать, – отдёрнул сам себя, поправляя сбившуюся форму, – тоже мне: душеприказчик-защитник второй степени, командир авиагруппы! Подчиненный может проявить слабодушие. Но ты!? Да и подчинённому пора брать себя в руки, а то завтра он не сможет чётко выполнить мой приказ. Тьфу ты … – Пи-Ти мысленно выругался, стараясь «плюнуть» в бесформенный белый «мешок», прислонённый к стене, который некогда был душеприказчиком-защитником четвёртой степени. Однако вслух он произнёс, подойдя вплотную к Кэй-Ай:

– Возьмите себя в руки! Вы душеприказчик-защитник, а не чувствительная девушка, падающая в обморок при виде раздавленной ею букашки. Вам доверено защищать Родину! А вы… стоите тут как размазня. «Город стёрли», – передразнил Пи-Ти своего подавленного подчинённого. – Надо будет, и ещё сотрём. Я бы всю эту зелёную плесень стёр бы к … – Пи-Ти вытер слюну, выступившую в уголках рта. – Цвет или белый или зеленый. И уж поверьте мне, для нас лучше, чтобы он был белый. Ну ещё можно допустить синий (союзники всё-таки), хотя пусть и он катится ко всем чертям! Белый, слышите меня! Белый, как моя форма! – Он почти кричал прямо в лицо опустившему глаза душеприказчику-защитнику четвёртой степени. Этому интеллигенту, непонятно каким образом попавшему в боевую часть.

Он хотел (ох, как ему хотелось!) своим криком размазать его по фанерной стене, превратить в жалкий прах, стереть из своей жизни, забыть! Он сейчас упивался своей властью. Властью над чужой душой. Ведь по законам военного времени он мог… – Пи-Ти неожиданно замолчал и, резко повернувшись, вернулся на своё место. Не сводя тяжёлого командирского взгляда с подчинённого, он медленно сел на стул и положил локти на стол.

Жара, – подумал он, вытирая липкие капли со лба.

Раздражение сменилось удовлетворением. Он словно сорвал внутри себя плотину, и вырвавшиеся наружу стихии, сметая всё на своём пути, унесли прочь невыносимое давление, таившееся за хрупкой плотью. Но больше всего тешили душу Пи-Ти те звуки, вырывающиеся из чёрного мрака – тысячи птиц взмыли вверх, восторженно хлопая ему своими крыльями.