Тень кондотьера

– Ну что ж, Вероника, не смею больше задерживать. К сожалению, подвезти не могу, пока ещё не всё тут осмотрел. Дождусь, когда все уйдут, и вновь попробую.

– Ох и долго же вам ждать придётся, – посочувствовала она. – Гертруда Васильевна часто до девяти задерживается. А бывает что и до десяти.

– Вот как, – изумился я. Мигом внёс изменения в план и сделал приглашающий жест: – Тогда садитесь. Раз так, я сюда позже вернусь.

В ответ на моё предложение Вероника энергично замотала головой:

– Нет-нет, спасибо, я пешком. Мне тут рядом.

Я бы её, конечно, уговорил, но мысли мои, как раз в этот момент резко переключились на иное. Мимо прошёл паренёк с бутылкой пива "Миллер" и я, провожая его рассеянным взглядом, неожиданно озаботился: а как там, интересно, дела обстоят у моей влюбившейся в не понять кого помощницы? Вспомнил вот так вот невзначай о Лере, а затем сам себе удивился: чего это я вдруг? Но тут же и сообразил, какая именно цепочка ассоциаций сложилась в голове. Простая цепочка. Очень простая. Даже элементарная: пиво "Миллер" – Эрнест Миллер Хемингуэй – свитер грубой вязки – молодой человек с красивым именем Никита.

Какая-то тревожная неясность всё-таки изначально затаилась и свербела в моей душе на счёт этого художника, чуть-чуть литератора и вроде как путешественника. Сформулировать на вербальном уровне причину этого жу-жу-жу я не мог, но не мог просто так от него и отмахнуться. Более того, как раз невозможность выразить словами это мутно-смутное беспокойство больше всего меня, пожалуй, и напрягала.

Великий Неизвестный заметил однажды по какому-то известному только одному ему поводу: "Нет ничего глупее, чем обманывать самого себя". Точно. Так и есть. Глупо. Вот и решил я – хватит, сколько можно – больше себя не обманывать. Торопливо распрощавшись с Вероникой до встречи при лучших обстоятельствах, забрался быстренько в машину и на всех парусах полетел к месту свидания известной мне девушки-сироты и возникшего из виртуальной пустоты сказочного принца.

Тревожился, спешил, подгонял сам себя, но в глубине души всё-таки надеялся, что треволнения мои напрасны, что в основе их перевозбуждение нервной системы на почве давешних ночных бдений. Лишь это, исключительно это и ничего более.

Зря надеялся.

К восемнадцати тридцати, конечно же, не успел. Когда, оставив машину на стоянке у драмтеатра, подбежал к расположенному неподалёку от памятника Ленину газетному киоску, было уже без десяти. Ни Леры, ни её нового знакомого не увидел. Подумал: всё, опоздал. Но оказалось, нет, ничего подобного. Лера – вот же умница! – тоже припозднилась. Вышла летящей походкой на благоухающий сиренью сквер как раз в тот самый момент, когда я расстроенный уже решил оставить свой наблюдательный пост.

Правильно-правильно, обрадовался я за неё. Девушка должна опаздывать на свидание. Обязательно должна она опаздывать. И чтобы не попасть в дурацкое положение, если вдруг припозднится парень. и чтобы цену себе набить, скрыв нетерпёж, и… И вообще.

Поскольку я не мог с такого расстояние что-то слышать, а мог только видеть, дальше случилась для меня сценка из немого кино.

Едва Лера появилась, навстречу ей откуда-то из-за постамента скользнул тот самый парень, чьё фото лежало у меня в кармане. В жизни он оказался ещё выше и плечистее. И улыбался так, будто вся благость мира на него снизошла на него в одночасье. Сунув с дурашливым поклоном Лере алую розу, он что-то сказал, от чего моя помощница в ответ тоже заулыбалась.

Ишь ты, как развеселилась, ревниво подумал я, и поскольку так и не сумел вспомнить, где же этого Никиту видел раньше, воспользовался Взглядом. Воспользовался на всякий случай, исключительно для очистки совести, чтоб, если что, локти потом себе не кусать. А как только воспользовался, в тот же миг и ужаснулся. Настолько сильно ужаснулся, что холодный пот выступил в одних местах моего тела и горячий – в других. Ещё бы, ёлки-палки, он не выступил. Буддхический слой ауры у парня отсутствовал, эмоциональный был слабым, ментальный – тёмно-коричневым, каузальный – перламутровым. Всё это означало только то, что означало: парень – не человек, парень – Иной, парень – оборотень. Причём оборотень самого паршиво толка. Даже не вервольф, а генсельвольф. Симбиоз человека и вызванного им из мрачных глубин Запредельного духа волчьей злобы Ашмрагира.

Нет-нет, небо в тот момент не упало мне на голову, и земля не ушла из-под ног, но оторопь взяла. Всё-всё взяла, что посчитала своим. А потом её сменила злость. Хорошая такая злость. Праведная. И не та, что глаза кровью заливает, а расчётливая.