Тень королевы, или Слеза богини

— Я долго не удержусь...

— Хотя бы секунду!

Меня резко подбросило вверх. Я вытянула руку так далеко, как только могла. Пальцы уткнулись в край стены под подоконником. Теперь короткое быстрое движение слева направо.

— Есть!

Слава тяжело задышал.

— Ирка, я больше не могу...

— Все! Зацепила!

Пальцы нащупали край полиэтиленовой пленки, или пакета. Я едва успела вцепиться в нее, как меня потащило вниз.

Но я не выпустила свой трофей.

Сверток выскочил из-под окна и упал на пол с легким, почти неслышным стуком. Я прыгнула вслед за ним, не думая, не размышляя, не примериваясь... Пятки больно ударились о холодный бетон. Я тихо охнула.

Круг света вспыхнул в темноте и заплясал по полу. Вот он!

Я упала на колени и схватила что-то небольшое, плотно замотанное в черную полиэтиленовую пленку. Трясущимися пальцами размотала плотную водонепроницаемую обертку, бросила ее на пол. Рядом тяжело дышал Слава.

У меня в руке была продолговатая бархатная коробочка. В такие коробочки упаковывают драгоценности, купленные в магазине.

Замка на них нет. Нужно только поднять крышку.

Я провела пальцем по ворсинкам черной ткани.

— Ну?!

Я не поняла, кто это сказал, я или Слава. Но раздумывать и переспрашивать не стала.

Подцепила пальцем низкую черную крышку и потянула ее вверх.

И она сдалась без сопротивления.

Я не заметила, что Слава погасил фонарик. Потому что яркий голубой свет, шедший из глубин черного бархата, ослепил меня.

Я закрыла глаза и посчитала до пяти.

— Выключи фонарь, — попросила я ровным голосом.

— Давно выключил, — ответил голос, который я не узнала. — Бриллиант отражает лунный свет.

Я снова открыла глаза и несколько минут смотрела на голубое пламя, мерцающее в руке.

Легенда говорила правду. Камень был странной и непривычной для глаз формы. Суженный наверху, он растекался к низу тяжелой хрустальной каплей. Слезой.

Слезой богини.

Бриллиант был необыкновенно прозрачен и не походил ни на один виденный мной драгоценный камень. И дело было не только в его фантастических размерах.

Крохотные бриллиантики, разложенные на витринах ювелирных магазинов, весело разбрызгивают вокруг себя разноцветную хрустальную радугу. Устраивают маленький драгоценный фейерверк.

Этот камень не отражал свет. Он светился изнутри, словно в него каким-то колдовским образом вмонтировали маленький голубой прожектор.

— Можно его подержать? — спросила я трясущимся голосом.

— Попробуй, — ответил Слава голосом, не отличимым от моего.

Я дотронулась до бриллианта и почувствовала, что он лежит не на бархатной подушке. Мои пальцы быстро обшарили пространство вокруг «Второй капли». Похоже на кусок железа неровной формы. При чем тут железо?

— Что это? — спросила я в растерянности.

Фонарик вспыхнул снова и осветил изломанные ребристые края. Камень был намертво вплавлен в кусок бурого металла.

— Что это? — спросила я снова.

— А ты не понимаешь? — ответил Слава севшим голосом. — Это обломок короны! Короны последних правителей Пальмиры! Боже мой! Не дай сойти с ума!

— Корона? Из железа?

— Какое железо, дурочка! Это золото! Потускневшее золото! Еще бы не потускнеть! Две тысячи лет!

Слава хрипло захохотал. Вдруг он оборвал смех и насторожился. Схватил меня за руку, прислушался.

— Тихо!

Я замерла на месте.

— Тут кто-то есть, — прошептал Слава мне на ухо.

Бесшумно повернулся и растворился в темноте недостроенного дома. А я стояла, не шевелясь, и смотрела на ровный голубой свет, спрятанный в моей руке.

Это было самое красивое зрелище, какое я видела в своей короткой жизни. Камень впитывал тусклые лунные лучи и преображал их в голубую текучую реку. Свет переливался внутри твердой прозрачной глубины, притягивал и завораживал взгляд. Кто сказал, что алмаз — это всего лишь твердый углерод? Глупость какая! Этот камень — живой.

Никому его не отдам.

Это было последнее, что я подумала. Сзади надвинулась ладонь с зажатым в ней платком. Ткань пахла острым и дурманящим запахом нарциссов. Платок прижался к моему носу, я опустила руку, и голубой свет перед глазами померк.

Темнота все-таки добралась до меня.

В детстве мне удалили аппендицит. Эту операцию я помнила очень долго, но совсем не потому, что у меня что-то болело.

Помнила потому, что мне дали наркоз.

И кино, которое мне показали во сне, было таким цветным, ярким и захватывающим, что не хотелось просыпаться.

Помню, что после возвращения в реальный мир, я долго не могла придти в себя от разочарования: таким серым, тусклым и скучным он выглядел после мира, увиденного мной на операционном столе.

Постепенно с течением времени воспоминание потускнело, краски выцвели, и я научилась находить красоту и яркость в мире реальном.

А потом на меня свалились обязанности, и мне вообще стало не до иллюзий.

Но сейчас я точно знала, что нахожусь в мире иллюзорном, ненастоящем. Все-таки небольшой опыт у меня уже есть.

Настоящий мир никогда не бывает таким красивым.

Я видела огромный, смутно знакомый город, который не могли построить современные архитекторы. Потому что этот город органично и естественно вписался в окружающее пространство, а не захватил в войне с природой нужную территорию.