Тем не менее он покорно пошел следом за мной к скамейке и уселся на самый край.
— Облокотись, — призвала я. — Так удобней!
— Спасибо, мне хорошо, — ответил отец и окончательно спрятался в своей раковине.
Я вздохнула и поерзала по деревянному сиденью. Ну, ничего. Пускай хоть немного воздухом подышит.
Двор дома в это время был почти пуст. Только сидели возле своих подъездов две-три пенсионерки и грели на солнце косточки.
Оно и понятно. День будний, народ давно на работе, только я осталась не у дел. Интересно, что будет, если я не захочу выходить замуж за Лешку? Тетя Женя уволит меня с работы или нет?
Нет, конечно, нет! Она не подлая и не мстительная женщина. Она добрая, сильная и справедливая. И потом, она меня не из жалости держит. С работой я справляюсь, клиенты меня любят, товар продается хорошо... С чего ей меня увольнять?
Конечно, тетя Женя очень хочет видеть в качестве невестки именно меня. Во-первых, потому что мы живем рядом почти всю сознательную жизнь. Тетя Женя все про меня знает и не опасается никаких неприятных сюрпризов. Во-вторых, потому что ее, как и любую московскую мамочку, преследует образ корыстной провинциалки, мечтающей о столичной прописке.
Впрочем, это пустяки.
Почему-то мне кажется, что даже если Лешка приведет домой девушку-лимитчицу, тетя Женя, немного поворчав для приличия, в конце концов с этим смирится. И даже подружится с невесткой.
Незаурядная она женщина.
Все местные бомжи ходят к ней за чаем.
Да-да, я не оговорилась!
Зимой, когда эти несчастные замерзают на улицах, тетя Женя взяла за правило выдавать им — в термосе, банках, кружках, в чем угодно — горячий чай. Может, это не так уж и много, но она делает, что может, чтобы хоть немного помочь людям. Многие ли из нас могут похвастаться тем же?
Из-за этого тетя Женя имеет массу неприятностей с соседями, которым не нравится даже минутное присутствие дурно пахнущих бомжей на их чисто вымытой лестничной клетке. Один сосед, здоровенный, раскормленный, красномордый мужик, вообще клянется спустить их пинками с шестого этажа, если увидит еще раз.
Знаете, что самое интересное?
Этот мужик исправно посещает церковь.
Больше того. Считает себя верующим и христианином.
Я так и вижу, как он выстаивает службу. Огромный, красномордый, с постным выражением лица. Как он крестится в нужных местах и благоговейно склоняет толстую шею перед распятием.
Как он умиляется самим собой.
Иногда мне бывает интересно: зачем люди, подобные ему, ходят в церковь? Они же там ничему не учатся!
Не понимаю...
Вообще, мне кажется, что диалоги бога с людьми похожи на игру в испорченный телефон. Бог говорит, люди слушают. Потом переглядываются, перетолковывают сказанное так, как им удобней, и, довольные, расходятся по домам.
Поведение людей меня в данном случае не удивляет. Меня поражает терпение бога. Ему не надоело разговаривать впустую?
Как говорила одна моя школьная преподавательница, «педагог должен обладать неутомимостью попугая».
Наверное, подобная неутомимость должна быть и у бога. И то, не гарантия, что он достучится до глухих, не желающих слышать, и слепых, не желающих видеть.
Зачем он с нами возится? Я бы на его месте давно плюнула.
— Ира!
Я очнулась и повернула голову.
— Что, папа?
— Пойдем домой, — робко попросил папочка. — Я уже нагулялся.
Я взглянула на запястье. Нагулялся за полчаса.
— Тебе здесь совсем не нравится? — спросила я с горечью. — Смотри, какая погода хорошая!
— Я на балконе посижу...
— Ну, хорошо, — капитулировала я. — Пойдем домой.
Врач предупредил меня, что ломать папин страх не нужно. «Время и терпение, — повторил он несколько раз. — Только время и терпение. И тогда, возможно...»
Врач не договорил, но я поняла. Возможно, отец ко мне вернется. А возможно, и нет.
На этот раз папа не стал отказываться от лифта. Страх перед враждебным внешним миром так изматывал его, что он даже начал немного задыхаться. Я стояла рядом с отцом в тесной кабинке, крепко держала его под руку и чувствовала, как быстро и сильно колотится его сердце.
Мне хотелось плакать от жалости и бессилия.
Дома я напоила отца чаем с медом и уложила его на диванчик в гостиной. Подсунула под руку книжку, которую отец изредка пытался читать, и попросила:
— Отдохни, хорошо?
— Хорошо. Ты уходишь?
— Ухожу.
— Надолго?
— Не знаю. Ты боишься остаться один?
Папочка помотал головой.
— Нужно же мне знать, когда ты вернешься, — ответил он рассудительно.
Я не стала обольщаться этими всплесками разумности. Они были только поведенческими рефлексами, стереотипами, заложенными в подсознании. Ну, все равно, что вымыть руки или почистить зубы, не более того...
— Я позвоню, если задержусь, — пообещала я.
— Хорошо.
— Не забудь пообедать.
— Не забуду.
— Все на плите. Только разогрей, не ешь холодное.
— Разогрею.
Он соглашался со мной, как ребенок. Я поцеловала отца в щеку и пошла в коридор.
Обулась, проверила содержимое сумочки и вышла из квартиры.
Честно говоря, никаких дел у меня не было. Просто не хотелось сидеть дома. Я купила в киоске мороженое и неторопливо побрела по улице.