Тень креста

Монахи держались ещё неделю, но потом кто-то всё же открыл ворота монастыря. И началась кровавая жатва — безжалостная резня. Норманны убивали всех, кто носил рясу, а святые дары и церковные ценности разграбили полностью. Горел костер, в который летели книги и кресты. Единицы христиан, пока оставшихся живыми, ноконец поняли истинный смыл древней латинской фразы: "Timeo Danaos et dona ferentes — Бойтесь данайцев, дары приносящих". Никогда не верьте словам норманнов, а их посулам — тем более!

Аббата Альбана не убили, но он стал пленником. Связанный, голодный и жаждущий хоть глотка воды, он брел по бесконечной дороге среди обездоленных соплеменников, которым суждено было стать рабами норманнов. А, когда его решили обратить в бездушного исполнителя чужих желаний, он ответил викингам:

— Да, я — слуга и раб Божий. А больше ничей. Вы сейчас можете меня убить, но заставить раболепствовать — никогда!

Его долго и нещадно били — по голове, телу, ногам и рукам, а потом беспамятного бросили на этой же дороге, в надежде, что христианин преставится сам. Аббат не знал сколько времени он провёл без сознания. Дождь, охлаждающий разум и тело, стекающий в рот струями воды, вернул Альбана к жизни и действительности. И очень скоро тот понял, что ослеп. Между его взором и окружающей реальностью разверзлась бездонная черная пропасть. Его окружила непроглядная темнота и пустота. Аббату казалось, что он уже умер и в мир людей больше не вернётся никогда. Страдальца подобрали рыбаки, тайком промышлявшие на Шенноне. Они, добрые христиане, спрятали святого отца у себя, кормили и лечили, как могли, но слепота не отступала: иногда аббат впадал в слезливое отчаяние, обиду на собственную неполноценность, отдалялся от жизни, иногда целыми днями прячась под дырявым одеялом. Как-то к беспокойному слепцу привели старую женщину, и та, взяв его худую ладонь в свою, материнским голосом стала увещевать:

— Слепота — она есть испытание Божье… Не рви себе душу, божий человек. И ей видеть можно. А ещё весь мир полон звуков, запахов и ощущений, и все они — твои связующие нити с миром света, которые тебе оставил Господь. Скоро, очень скоро ты и сам поймёшь это. Я живу так с рождения и до седых волос, но на Господа не жалуюсь, сдюжишь и ты.

Её слова оказались правдой. Вскоре мир вернул слепца в своё лоно: слух стал настолько острым, что даже шум травы под ветром был доступен его уху, Альбан стал различать и понимать запахи, окружающие его, а коснувшись края предмета, уже мог описать его целиком. Посох для незрячего стал надёжным поводырём, с его помощью Альбан теперь мог передвигаться самостоятельно.

Да, Альбан заболел необратимой слепотой, но не мстительной ненавистью ко всем норманнам, его душу не опалил огонь низкого и богопротивного желания наказать еретиков-язычников смертью и муками. Обида и слепота не лишили Альбана разума. Потому, когда аббат встретил Олава Трюггвасона, то поверил ему — первому норманну, достойному христианского доверия. Поверил, потому и спас от гибели, а потом пошёл за Олавом в Норвегию — нести свет Господней веры северным людям. Из разрушенного и разграбленного Клонмакноиза Альбан сумел вынеси, а потом сохранить, частицу мощей святого Котрига. И теперь свято врели в её чудотворную силу — именно она помогла Альбану выжить, а потом и жить дальше.

* * *

Перед вечерней молитвой в церкви образовалось запустение. Одиночные посетители и пары, не давали впечатления многолюдья, а редкие в этот час прихожане говорили шёпотом, стараясь не нарушить покой епископа, готовившегося к нескорой ещё службе.

Единственным местом, где дольше всего задерживались прихожане оставалась исповедальня. Деревянная комната внутри помещения церкви была разделена деревянной же решёткой на две половины — наружную и внутреннюю. Наружная отделялась от общего помещения храма плотной чётной занавесью — так исповедующегося остальным не было видно: тайна греха — тайна исповеди. Вначале стоило исповедоваться и покаяться в греховном содеяном, а потом, с чистой душой, принимать слово Господне, исходящее от епископа Николаса.

Преподобный Альбан всё время после утренней молитвы провёл в исповедальне. Он принимал покаяние и снимал грехи с разных прихожан Нидаросского храма Христа: простых тружеников, купцов, состоятельных мастеров и мореходов, местной знати и людей двора короля Олава. Христиане искренне каялись, а он отпускал им грехи — проступки в быту и общении с окружающими горожанами, нечаянные и совсем другие супружеские измены, зависть к ближнему, обман соперника или конкурента, сокрытие нежелательной беременности, и многие другие поступки, не приведшие к смерти или бесчестию пострадавших. И вот случилось то, чего святой отец никак не ожидал.