Тень креста

Чёрные, узкие и длинные тени расползались по улицам Нидароса. Три отряда городской стражи своими факелами пытались разогнать ночь, но у них это плохо получалось. Ночные тени продолжали совершать свой немыслимый танец. Кружились языки пламени светочей, неистовствовало и их теневое отражение. Шаги воинов гулом отдавались в ночной тишине, близилась полночь — время первой ночной стражи.

Сегодня усталость взяла верх над епископом Николасом: весь день оказался переполнен службами, и пора было бы отдохнуть, но после вечернего молебна его вызвали во дворец — исповедовать и причастить умирающего королевского вельможу. И Николас, превозмогая боль в суставах, отправился к нуждающемуся в его помощи прихожанину. Сделав своё богоугодное дело, уже в глубоких сумерках Никалас возвращался обратно — в церковный храм, с единственным желанием поскорее лечь в постель и забыться долгожданным сном. И ещё, святого отца не оставляла мысль о сегодняшней просьбе Альбана Ирландца, что-то тревожное — на уровне предчувствий, содержалась в просьбе собрата по служению церкви. Но что? Епископа сопровождали два дворцовых стражника с факелами, так троица миновала больше половины дороги до места назначения. Но вдруг в десяти шагах от них мелькнул белый силуэт убегающего или прячущегося человека. И это не понравилось сопровождающим.

Один из воинов, протянув свой факел святому отцу, попросил подождать ревнителей порядка, стоя на месте.

— Бояться нечего, — увещевал страж порядка. — Мы только убедимся, что человек этот не опасен для вас, ваше преосвященство. Свет факела никому не даст подойти к вам близко — на расстояние удара, да и посох у вас, святой отец, не хуже боевого шеста.

Как только стражники скрылись из вида, теперь уже чёрная тень, вороном порхнула к епископу. Одной рукой святой отец поднял факел повыше, другой — направил острый конец посоха в сторону опасности. Тусклый свет выхватил из мрака мужскую фигуру в чёрном воинском плаще. Но незнакомец и не думал прятаться, он скинул с головы объёмистый куколь и приблизился к Николасу вплотную. И тогда святой отец обомлел, а потом придя в крайнее смятение, замотал головой, словно пытаясь избавиться от внезапного морока.

— Капитан Тибо Бувиён из Валанса? — скрипучим от волнения голосом спросил епископ, не замечая, что перешёл на язык франков. — Это вы? Значит я не ошибался, увидев вас той ночью?

— Да, это я… Привет вам, святой отче, с того света. Не ожидали увидеть меня живым? Сам же вы, епископ, продолжаете здравствовать и радоваться жизни. Значит забыли события того злосчастного дня… Забыли клятву обречённых, данную под захваченным норманнами Валансом.

В голосе говорившего не слышалось радости от встречи со старым знакомцем — гнев и ненависть сквозили в каждом слове чёрной ночной тени. Святой отец продолжал молчать, подавленный потоком этих слов и нахлынувших воспоминаний.

— Там, у поверженного Валанса мы на кресте поклялись мстить варварам пока живы и хватит сил. Наш отряд не дошёл до Парижа… А я чудом остался жив. И лучше было бы мне умереть тогда, чем на себе испытать обиду, предательство и рабское унижение… Отчаяние сделало меня тем, кем я сейчас стал. Но я не преступил клятвы. Нет, не преступил!

В факельном свете глаза говорившего пылали нездоровым огнём, губы искривились в судороге отчаяния — будто он снова переживал трагедию тех дней и часов. Дрожь пробежала по телу бывшего капитана, а голос внезапно охрип.

— А вы, ваше преосвященство, сдержали свою клятву возмездия и воздаяния мерзким язычникам, опоганившим нашу землю и веру? — выдавил из себя Тибо.

— Да! — коротко ответил епископ Николас. Самообладание, наконец, вернулось к нему. — Я привёл заблудших к Господу! Теперь не я судья им, а Христос… Но в наказании грехов и отступничества новой паствы душа моя никогда не дрогнет. Так что же такое случилось с тобой, сын мой, по дороге в Париж?

Услышав этот вопрос, Тибо сгорбился — руки его стали длинней, узкое лицо ещё более вытянулось, а зубы застыли в волчьем оскале:

— Одна варварка продала меня за четыре монеты, чтобы накормить своего новорождённого малыша… Как вещь… Как скот! Как раба! Она поломала мою душу! — теперь Тибо говорил быстро, уверенно и горячо. — Но я не умер от ран, а Господь наставил меня на путь истины. Я был обязан выжить для мести всем норманнам. Чтобы наказывать таких женщин смертью… А детей их я отдавал в руки Господа — он единственный, кто может позаботиться о них по-настоящему, больше, чем безбожные родители… И я готов повторять это богоугодное дело снова и снова!

— Значит это вы казнили тех пятерых женщин, капитан? — вопросом Николас перебил словоизлияние одержимого, но жуткое открытие острой льдинкой кольнуло сердце священника. — А что было дальше, сын мой, ведь вы как-то попали сюда, в Нидарос?