Тень креста

Ночное небо полнилось яркими звёздами, их свет перебивала полная луна. Ночная тишина слышала каждый звук, который разносился далеко. Этим звуком стал шум шагов по дороге, что вела к дереву Одина. Фигура в голубом плаще, смотрящемся светлым пятном, медленно двигалась в эту сторону — шаги то замедлялись, то ускорялись. В левой руке женщины угадывался свёрток с малышом. Ребёнок молчал, он не издавал ни единого звука. Может это был глубокий сон, ослабленного болезнью малыша, а может быть он просто не мог кричать, потому что был уже мёртв.

Зыбкая тень согбенной фигуры становилась всё короче и короче, страдалица неумолимо приближалась к концу своего путешествия. Возможно, от страха или тревоги женщина часто дышала, но, как и её ребёнок, молчала. Возможно, ужас ночи, тревожность ситуации, переживания за судьбу младенца напрочь лишили её речи.

Было очевидным, что женщина слышала историю Убийцы Матерей, потому во время частых остановок прислушивалась, не идёт ли кто за ней следом. И вот до дуба Одина осталось десять шагов. Женщина вновь остановилась и огляделась по сторонам, напряжённо вглядываясь в темноту, а та по-прежнему оставалась непроницаемой и беззвучной. Успокоившись, крестьянка положила свёрток с малышом у самого ствола языческого дуба.

Он появился внезапно, как будто шагнул из темноты в круг, освещённый луной и звездами.

В сторону жертвы пахнуло густым запахом ненависти, превосходства палача над жертвой и смертельной опасностью, исходящей от надвигающейся темноты. И запах этот мешался со стойким запахом полыни. Страшными были и глаза чёрной тени. Взгляд, прежде скрываемый куколем глухого чёрного плаща, сейчас перестал таиться. Серые и безжизненные глаза тени блеснули льдинками холода, а широкие зрачки теперь пристально смотрели в глаза жертвы, открывая ей путь в бездну. Лицо палача выглядело исхудавшим, ото лба к макушке шли большие залысины, нос смотрелся крючковатым, как у хищной птицы. Свет полной луны выхватил из темноты и детали фигуры палача. Левая ладонь судорожно сжала большой нагрудный крест из серебра, цепь которого играла в лучах лунного света мертвенным блеском — блеском неминуемой смерти. Палач что-то гортанно крикнул на незнакомом языке, и правая рука убийцы взметнулась для рокового удара…

Но фигура женщины внезапно сместилась в сторону, уходя от удара меча, а в лицо палача полетел большой ком мокрой земли. Он ударил прямо в лоб нападавшего, потомразлетевшись на кусочки, ослепил убийцу. Тот левой рукой попытался освободить глаза, а правая, так и замерла в воздухе. И вдруг стало светло, как весенним утром. Десять факелов вспыхнуло в ночи. Десять городских стражников, опустив длинные копья, шагнули в круг света, окружившего убийцу.

Быстрее всех к волку-оборотню приблизился Гамли Лейвссон, сверкая сталью длинного меча. Увидев лицо Убийцы Матерей, бывалый воин опешил — он не мог поверить своим глазам.

— Квиг Чернобородый, ты ли это? — вопросил градоначальник, сбитый с толку увиденным. — Почему?

— Я не Квиг, а Бувиён! Тибо Бувиён — капитан валансского ополчения, которое было вырезано вами — норманнами, — по-датски бросил палач, нанося рубящий удар по шее Гамли. — Ваш Квиг, то же, что и наш Бувиё — молодой бык с большими амбициями и большими возможностями. Потому и моё преображение долго оставалось тайной для всех. Моей тайной, позволяющей мстить люто, не попадаясь самому.

Ярл Гамли умело увернулся — лезвие меча Квига прошло мимо его шеи. Кольцо городских стражников сомкнулось вокруг волка-оборотня — копья воинов смотрели тому в грудь, бока и спину: короткая команда и они поразят плоть изверга.

— Не убивать! — приказ градоначальника пронзил осеннюю тьму своей, не требующей споров или противления, сутью. — Он — мой по законам возмездия наших предков! Он — ваш, если я паду от его руки.

Огге Сванссон, так умело изображавший женщину с ребёнком, и тем самым заманивший зверя в ловушку, крикнул больше не таясь:

— Ярл Гамли, опасайся ударов оборотня — он подл, как и его гнилая душа! У него вовсе нет души — он убивает лишь слабых и беззащитных, да и то исподтишка. Зверь безумен в вере и действиях своих. Теперь он — не человек, а порождение зла. Хочешь, я броском ножа оборву его никчёмную жизнь волка-одиночки?

— Нет, Огге! Оставь свой нож при себе… — ответил Лейвссон, нанося короткий рубящий удар по ногам врага. — Это моя боль и моя битва. Это возмездие зверю за всех его жертв! Дай мне довести его до конца.

Оборотень мгновенно убрал, выставленную вперёд, левую ногу, и снизу нанёс колющий удар в живот градоначальника. Стражники возбуждённо выдохнули, ожидая поражения своего начальника, они были готовы тот час же привести в действие свои копья. Но Гамли вовремя подставил клинок своего меча и отбил-отвёл удар врага в сторону.

— Где моя жена? — бросил Гамли Лейвссон, выполняя ответный выпад по руке оборотня, держащей меч. — Ответь, выродок!

Оборотень, отступив на шаг назад и, тем миновав очень опасный удар противника, вновь нацелившись на шею Гамли, ответил: