Тень Кукловода. Игра теней

У Тишмана заблестели глаза. «Только бы не придумал выжечь это паяльником на груди бедной девочки», — мрачно подумал Артем.

— Спасибо, вы свободны, — обратился он к Атилле, — до завтра. Жду к десяти, не опаздывайте. Задачу объясню непосредственно перед съемкой, если у вас возникнут идеи — выслушаю с удовольствием, тем более от специалиста по средневековью.

— Минуту, — остановил Тишман.

Он отстегнул цепь от ошейника Лоли и толкнул ее к будущему палачу.

— Встать рядом, — приказал он девушке.

Лоли на четвереньках подползла к Атилле. Тот с презрительной усмешкой наблюдал за ней. Девушка поднялась и замерла рядом с парнем, не поднимая глаз. Тишман встал, подошел и одним жестом, намеренно театральным, сорвал с Лоли плащ. Под ним она оказалась обнаженной: цепочки, что соединяли три зажима — на сосках и между ног, ошейник, наручники на запястьях и лодыжках — одеждой точно назвать было нельзя.

Атилла открыто рассматривал девушку, сквозь маску мрачного безразличия на мгновения проступила не то брезгливость, не то жалость.

— Ну что же, очень неплохо смотрятся вместе.

Действительно, рядом с великаном Лоли выглядела щемяще хрупкой и нежной.

Тишман довольно ухмыльнулся, облизал губы и насмешливо посмотрел на Артема. Тот усилием воли постарался не выдать гнева, только впился ногтями в ладони. «Сволочь, решил из меня сделать подопытного».

Бледное личико со следами высохших слез, темные круги под глазами и искусанные губы, грубый металл, впившийся в нежную плоть, безвольно поникшая голова и тонкие запястья в синяках от наручников. Артем смотрел на девушку и задыхался от боли: под сердце будто втыкали раскаленный прут.

Подлая память немедленно подсунула воспоминания, те самые, что жгли серной кислотой. Такое же бледное отрешенное лицо другой девушки, страдающей по его воле. В ушах звучал пронзительный крик, грубые возгласы ее мучителей и убийственно спокойный голос Шталя: «Неужели ты возомнил себя ее господином? Анна — моя собственность. Была и останется. И тогда, и сейчас тебе просто дали попользоваться вещью. Ты же умный мальчик и опять поступишь правильно. Правда же? Кому нужны неприятности?» Но самое страшное было увидеть презрение, боль и гнев в других глазах. Тогда он сделал первый шаг в пропасть, что навсегда разделила его и Людмилу.

Зачем он ввязался в игру Шталя? Почему не послал его ко всем чертям? То, что тогда казалось таким важным — потерять салон, заказчиков, контракты с журналами — разве стоило ненависти, с которой на него смотрела любимая женщина? Слепой глупец… Чем от был лучше этого садиста, что смотрит сейчас на него, жадно ловит отголоски боли в его глазах? Самовлюбленный идиот.

— Довольно, господин Тишман.

Голос Артем прозвучал глухо и угрожающе. Садист ухмыльнулся шире — желаемая реакция была достигнута.

— Завтра, в десять, — коротко скомандовал Артем Атилле и добавил, справившись с гневом: — Чистое тело, чистые волосы. Оружие вы обещали.

Великан молча кивнул, еще раз глянул на неподвижную девушку, невозмутимо собрал одежду и вышел из студии. Артему показалось, что восхищенный вздох Жанны он расслышал даже отсюда.

— Господин Тишман, думаю, вам тоже пора.

Артем встал и, даже не удостоив взглядом заказчика, вышел из студии. Грудь сжимало, будто в тисках, не хватало воздуха. Он прошел в кабинет и открыл нараспашку окно. Достал телефон и набрал номер Шутова.

— Слушай… я не могу больше работать с этим заказчиком. Не спрашивай почему. Просто не могу. Он… неадекват полный.

Шутов выслушал его гневную тираду, немного помолчал.

— Все сказал? Теперь моя очередь. Я уже получил предоплату. Такую, что тебе и не снилось. И назад ее возвращать не собираюсь. Выключи кисейную барышню и делай свою работу! Он что, просит снять порно, кровь и кишки?

— Нет.

— А все остальное он требовать вправе. Слышать ничего не желаю. Иди, работай.

Шут сбросил звонок, а Артему стало вдруг стыдно. И правда, заистерил как институтка. Он снимет этот сет. И снимет шедеврально. А потом… потом будет видно. Артем налил себе коньяку, выпил залпом, взял наброски сцен с Кабошем, внимательно пересмотрел их и снова взялся за карандаш.

Домой он приехал поздно, за полночь. Не раздеваясь, упал на диван и забылся тяжелым, словно с похмелья, сном.

Утром проснулся разбитым, едва не проспал, лихорадочно метался по квартире и чувствовал себя совершенно опустошенным. Порадовался, что вчера набросал почти все сцены: радостного волнения от предстоящей работы совершенно не было. «Чертов садист, совсем нервы ни к черту», — раздраженно подумал Артем. Но решимость довести задуманное до конца никуда не делась.