Тень 'Курска', или Правды не узнает никто

Я опять оказался на дне море, а передо мной лежал разрушающийся мертвый город: развалины зданий с обвалившимися крышами, обрушившимися стенами; руины храмов с осевшими арками, с колоннами, поверженными на землю, но не утратившими солидных пропорций тосканской архитектуры. Вдали виднелись гигантские остовы водопровода; у подножия вулкана, занесенные илом, останки Акрополя, предвосхитившего Парфенон; а далее - следы набережной, приметы морского порта, служившего убежищем для торговых судов и военных трирем. А ещё дальше - длинные ряды рухнувших зданий, пустынные провалы бывших улиц - новая Помпея, скрытая под водой!

"Где я? - хотелось спросить мне. - Что это за город?"

И чья-то невидимая рука, подняв со дна кусок мелового камня, начертала на черной базальтовой стене: "АТЛАНТИДА".

Словно молния пронзила мысль. Атлантида! Древняя Меропида Теопомпа! Атлантида Платона! Материк, существование которого оспаривали Ориген, Профирий, Ямблих, Мальтбрён, Гумбольдт, относя историю его исчезновения в область легенд! Но его существование признавали Посидоний, Плиний, Тертуллиан, Бюффон... И вот она лежала перед моими глазами со всеми свидетельствами постигшей её катастрофы! Так вот он, этот исчезнувший материк, о котором известно было лишь то, что он находился вне Европы, вне Азии, вне Ливии, по ту сторону Геркулесовых столбов, и что жило там могущественное племя атлантов, с которыми древние греки вели свои первые войны. Атланты обитали на материке, который был больше Африки и Азии, вместе взятых. Власть их распространялась даже на Египет. Но прошли века, потопы и землетрясения обрушились на нашу планету, и Атлантида была стерта с лица земли. Только вершины её самых высоких гор - Мадейры, а также Азорские и Канарские острова да острова Зеленого Мыса видны и поныне...

Все это прозвучало в моем сознании с такой отчетливой ясностью, словно бы кто-то незримый прочитал мне эти строки над самым моим ухом или же вложил мне эту информацию прямо в мозг.

Долго ли длился этот сон, я не знаю, но когда я наконец окончательно открыл глаза, то увидел сидящего на табурете рядом с моей постелью молодого светловолосого парня, словно бы озаренного изнутри каким-то электрическим сиянием, то и дело растягивавшим его губы в улыбке, который, заметив, что я очнулся, ещё более радостно встрепенулся и со совсем уж счастливой улыбкой подался мне навстречу.

- Ну? Как ты?

- Ничего, - прошептал я, чувствуя, что мои губы пересохли, как оставленное на ночь на столе пирожное и, помогая себе объясниться жестом руки, попросил: - Пить.

- Сейчас, браток, одну секунду! - он вскочил с места и через мгновение подал мне целую кружку воды, которую я тут же, не отрываясь, выпил, так что аж голова закружилась, как когда-то в гостинице от спирта.

- Порядок? - не стряхивая с лица свою чудесную улыбку, с надеждой спросил он.

- Нормально.

- Ну, слава Тебе, Господи! - радостно осенил он себя крестом. - А то я уже боюсь Лячину на глаза попадаться!

- Лячину? - вздрогнул я. - Геннадию Петровичу?

- Д-да, так зовут нашего командира....

- А тебя?

- Меня? Дмитрий... То есть - Дмитрий Романович Колесников. Капитан-лейтенант, командир турбинного отсека.

- Седьмого?

- Ну да.

- А ваша лодка? Она называется...

- "Курск". Или - К-141, если по номеру.

- Да, да, верно... К-141. Хотя... То, что вы все уже в Раю, это мне понятно, вы ведь все - герои. Но я-то - заслуживаю совсем другого места! Почему же я оказался здесь, вместе с вами?..

- Ну-у, - замялся Колесников, явно в затруднении от необходимости подыскивания слов для объяснения. - Это... Это пока ещё не Рай, и ты, к счастью, живой и находишься не на небесах, а на действующей подводной лодке. И она тоже называется "Курск", понимаешь?

- Но она же погибла! Со всем экипажем! Или я сошел с ума?

- Да нет. Все верно, к сожалению. Погибла. Одна... А другая, с точно таким же названием...

Он вынул из кармана платок и вытер им выступивший от напряжения пот на лбу.

- Ты извини, пожалуйста, но я не могу тебе всего рассказать, это государственная тайна. Поговори об этом при встрече с нашим командиром.

- С Лячиным? - не без саркастического оттенка уточнил я.

- Да, - твердым голосом подтвердил он. - С Геннадием Петровичем.

- Ну хорошо, - прошептал я и закрыл глаза, чувствуя, как в голове сгущается холодная пугающая темнота. Да и, наверное, было бы странно, если бы от подобного не поехала крыша. Колесников, "Курск", капитан Лячин... Может быть, я все ещё нахожусь в бреду, и все это - только продолжение бесконечной поэмы рыжеволосого поэта Уродского?..