Тень "Курска", или Правды не узнает никто

— …Здравствуйте, Антон Евграфович, — встретив как-то после обеда в кают-компании Огурцова, поздоровался я. — Что там слышно на центральном посту? Есть какие-нибудь перспективы?

— Да какие могут быть перспективы, если мы торчим в этой льдине, как кларнет в заднице! — громыхнув не терпящим никаких возражений басом, доступно выразил свое мнение о ситуации замполит (я так и не привык называть его должность по-новому — помощником командира лодки по политико-воспитательной работе). — Давай-ка лучше, раз уж ты мне попался, сочини оптимистические стихи, способные поддержать дух экипажа в эти дни. А я пока посижу тут и подожду…

И, налив себе из большого чайника стакан крепкого черного чая, он уселся в кресло для отдыха и прикрыл глаза.

«Вот, блин, — подосадовал я про себя на замполитовскую безапелляционность. — Так-таки и сделает из меня стихотворца… Перед тем, как нам тут окончательно задохнуться.» Однако же, вынув из кармана блокнот и ручку, я присел к столу и принялся набрасывать первые строки заказанного мне опуса. «Главное, — соображал я, — это увязать идиотизм нашей сегодняшней ситуации с героической историей российского флота, не забыв при этом упомянуть гордый красавец „Варяг“ или что-нибудь из аналогичных символов…»

Минут через десять-пятнадцать восьмистрочное стихотворение было написано и, подойдя к дремавшему Огурцову, я громко покашлял.

— Готово? — открыл глаза замполит.

— Да, — ответил я. — Разрешите прочесть?

— Ну, а какого же хрена я здесь жду?

— Слушайте, — сказал я, разворачивая страницы блокнота. — Называется: «Встречай нас, Россия».

— Шуруй.

И я начал читать:

Мы выйдем из всех передряг,
как греки, вернувшись из Трои.
За нашей спиною — «Варяг»
и русского флота герои!

Кипят наши души, как чай,
и льды вокруг тают, как сахар.
Встречай нас, Россия! Встречай…

— А НАТО — кусай себя за хер! — закончил за меня замполит и протянул к блокноту свою огромную ладонь. — Давай сюда.

— У меня последняя строка звучит несколько иначе, — заметил я, аккуратно вырывая листок.

— Последняя строка — это мелочи. Там есть две другие — про горячий чай и тающий сахар… Это похоже на подсказку решения нашей проблемы.

— Оно принадлежит не мне. Просто на днях вдруг припомнился роман Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой» — там у них «Наутилус» попал в точно такую же ситуацию, как и мы теперь, и чтобы растопить ледяную ловушку, они начали качать насосами наружу горячую воду.

— И растопили весь айсберг?

— По крайней мере, настолько, что им этого хватило, чтобы выбраться.

— Но это же фантазия…

— Я плохо знаю устройство лодки. Но если бы нагревающуюся в системе охлаждения реакторов воду можно было постоянно сбрасывать за борт, заменяя её свежей забортной, то почему бы и не попробовать?

— Ты предлагаешь нам вскипятить Ледовитый океан?

— Я предлагаю подтачивать тиски, в которых мы оказались зажаты. Пускай это произойдет и не так быстро, как того хотелось бы, но потихоньку, неделя за неделей горячая вода будет вымывать вокруг себя какие-то ниши и пустоты, которые, глядишь — и позволят нам со временем высвободиться…

— Поднимаясь вверх, эта горячая вода будет в первую очередь подтаивать собой нижнюю часть ограничивающего нас сейчас сверху айсберга, — начал рассуждать Огурцов, — и в конце концов его верхняя часть сделается тяжелее нижней и, перевесив свое основание, совершит резкий оверкиль. При этом могут быть два прямо противоположных результата. Первый — мы успеваем вывалиться из разжавшихся ладоней льда и уходим на безопасную глубину. Второй — нас, точно семечку зубами великана, раскусывает между двумя стремительно сомкнувшимися глыбами, так что аж правый борт сомкнется с левым.

— И поэтому?..

— Поэтому я иду к командиру читать твои стихи, — он потряс в воздухе листочком из моего блокнота, сделал из стакана глоток давно остывшего чая и поднялся с места. — Ты доволен?

— Я доволен, — произнес я. — Покуда в лодке не закончился воздух, я живу, а это уже и само по себе немало. Но я уже очень соскучился по небу. А ещё — по своей любимой девушке и, как это ни выспренно прозвучит — по России. Там уже, наверное, весна начинается, мне кажется, я даже здесь иногда слышу её запах… Так что пусть это будет фантастика. И пусть нас обвинят, что мы без разрешения использовали метод Жюля Верна. Но я хочу домой. И я хочу поскорее сказать: «Прощайте, объятия страха».

— Что? — остановился дернувшийся уже было идти Огурцов. — Какого страха?

— Последняя строка у меня так звучит: «Прощайте, объятия страха».

— А-а… — заглянул он в листок. — Действительно. Но у меня — лучше.