Тень Лучезарного

Сразу четверо храмовников ринулись за неизвестным, но их хватило только на десять шагов. У всех четверых горлом пошла кровь, носилки воткнулись в грязный снег, трое доползли назад, четвертого вынес предстоятель Храма Последнего Выбора – посеченный морщинами высокий и крепкий калам Турбар. Похлопав по щекам четвертого из бедолаг и убедившись, что тот жив, Турбар взял одеяло и зашагал за неизвестным налегке. Когда Турбар затащил его на холм и, сняв с плеча, опустил на деревянную скамью у входа в зиккурат единого храма, Павус, Пеллис и Кадус с недоумением разглядели старого, изможденного человека в лохмотьях. Щеки и руки его были в пятнах обморожения, сапоги на ногах покрыты льдом, белеющую в разодранном вороте шею покрывал под подбородок и тянулся к ушам шрам от давнего ужасного ожога. Незнакомец открыл глаза, тяжело вздохнул и принял дрожащими ладонями из рук Павуса чашу с горячим напитком.

– Кто ты? – клацнул клыками дакит Пеллис. – Как ты сумел пройти через Пустошь? Уже два года никто не достигал нас.

– Это Софус, – сказал Турбар. – Именно он и отправил меня сюда. Как знал, что я ему пригожусь.

– Софус? – удивился Кадус, которому приходилось почти подпрыгивать, чтобы увидеть незнакомца, так мал предстоятель был ростом. – Главный колдун Ардууса? Я ж видел его когда-то. И прошло с тех пор лет пять или шесть, а по его виду, так миновало лет двадцать! Софус, значит… Даже не знаю, хорошая это весть или плохая? С другой стороны, от кого узнавать новости, как не от главного мага Ардууса? Что за дела творятся за пределами Светлой Пустоши, почтенный колдун? Не бойся, у нас давно уже нет ни одного инквизитора. Отвечай, что творится в Анкиде? Что за пакость клубится над Пиром? И почему сегодня все закончилось?

– Все началось, – прохрипел Софус, отодвинув чашу. – Сегодня все началось. Или продолжилось. Не знаю, кто сейчас правит в Ардуусе, Пурус или еще кто, я покинул столицу в тот день, когда короля должны были назвать императором, но думаю, что тот, кто сидит на императорском троне теперь, примеряет не корону правителя Анкиды, а личину Губителя.

– Губителя? – не понял Павус. – Какого еще губителя? И что может загубить губитель, тут и так все погублено! Всего и осталось – холм Бараггала да полоска земли вокруг – не будет и ста шагов. Толком ни травы не скосить, ни огородик возделать. Солнца почти нет! Тем более середина зимы! Мы почти голодаем!

– Почти, – кивнул Софус и положил ладонь на обожженное когда-то горло. – И это тоже – почти. Не дошел на шаг. Не допил глоток. Не добросил на локоть. Все. Больше так быть не может. Теперь придет конец всякой дряни. Или конец всему. Нить смотана. – Софус снова хлопнул себя по груди, как будто искал что-то под лохмотьями, и рассмеялся. – Вырвал ведь, как на пушинку дунул, вырвал. Силен, очень силен. Умер бы от страха, если б умел… Но не умер. Так что… о чем это я? Да. Нить смотана… Пусть даже она теперь в чужих руках. Пришел срок. Больше его не отринуть. Труба зовет, даже если мы ее не слышим.

– Ты в своем уме? – прошептал Кадус. – Что ты говоришь?

– Мое настоящее имя – Намтар, – прохрипел Софус, залился клокочущим смехом и потянул лохмотья вниз, обнажая обтянутые зарубцевавшейся кожей ребра. – Здесь все закончится. Я был полторы тысячи лет на поле Бараггала. Время пришло… догореть.

– А нам? – в наступившей тишине пробормотал Пеллис. – Что делать нам?

– Разбирать храмы, – прошептал Софус. – Срочно и аккуратно. Не бойтесь. Святость Бараггала не от них, а от оснований башен угодников, что скрыты под ними…