– Ну вот, Саша, – вдруг с едва заметной улыбкой заметил на прощание Колохатько. – Теперь и от вас зависит судьба Земли. Не подведите ее.
– Постараюсь, Аристарх Петрович, – уверенно ответил я. – Для этого здесь и работаю.
Он пожал мне руку, а мне это снова напомнило ритуал посвящения в рыцари, благо образование историка навеяло подобную ассоциацию. Только в рыцари какого-то другого, более значимого ордена.
И у стареющего профессора оказалась, на удивление, крепкая мужская рука.
– Я наберу вас, – только и остаётся пообещать мне.
– Время у нас есть, но его очень мало, – требовательно озвучил Колохатько. – Жду звонка.
И исчез из приемной отделения. Так же тихо, как и появился.
Понедельник уже не похож на обычный….
– Доложи о происшествиях, – скомандовал Мостицкий, когда появился в отделении ближе к вечеру. Шеф лично выезжал на места преступлений, и по виду его было ясно – Иваныч не раз вытер сегодня пот со своего могучего лба.
– Есть, – отреагировал я и, оказавшись в его кабинете, начал доклад.
Перечислив зафиксированные кражи и грабежи, я почувствовал дрожь в голосе, когда вынужден был положить ему на стол заявление Колохатько. Шеф пробежал по нему глазами и, помрачнев, нахмурил свои суровые брови.
– Ну зачем ты эту хрень принимал? – устало переспросил он. – Я же четко велел тебе его отправить куда подальше, – и добавил себе под нос, – Ох, блин, молодняк. Когда научитесь работать?
– Да не псих он, Иван Иванович, – возразил я, будучи готовым к такой реакции полковника. – Не псих, это точно. Пожалуйста, примите этого Колохатько и выслушайте. Ему явно есть что сказать.
– Ты его обследовал? – с издевкой уточнил шеф и почти заорал. – Рудный, на нас пять нераскрытых «тяжеляков» висит! Заявление его зарегистрировал? Правильно, молодец, все как учили! А теперь мы должны на него реагировать, провести работу, перенаправить по подведомственности. А куда? Там, где с нас ржать будут, как с кретинов? Скажут – парни, вы тут заработались совсем, мозгами поехали….
Мостицкий добавил еще пару крепких полицейских выражений (не для текста), а я сидел перед ним, как студент на защите диплома. Одна половинка сознания тухнет от нахлобучки шефа, но другая, более сильная, понимает – мне есть что защищать.
– Иван Иванович, – говорю я, когда Мостицкий умолк. – Позвольте мне поработать с этим заявлением.
Иваныч еще раз пробежал по бумаге глазами, откинул его мне и пронзительно посмотрел на своего зеленого еще опера.
– Уничтожение Луны, говоришь? И кто его может устроить?… Мировые террористы? Ох, Саня, книжек начитался. Много свободного времени, значит. Надо тебе еще пару-тройку краженок подкинуть. Пропавших котов поискать, в нагрузку.
Да подкидывай, не боюсь я работы. Просто разобраться хочу, с чем этот профессор на самом деле пришел.
– Дипломную закончил? – уже спокойней уточнил Мостицкий.
– Закончил, – бодро заверил я. – Через три дня защита.
– Хоть у нас потом останешься? – усталым тоном переспросил шеф. Он переживает, что пережмет нас, молодых ребят, что мы от него уйдем, уволимся, и не с кем ему, динозавру оперативной деятельности, будет работать. И статистика раскрываемости рухнет вниз.
– Пока останусь, – И здесь я честен.
– В общем так, – подытожил Иваныч. – Колохатько этого завтра вызови на свежую голову и убеди забрать заявление. Откажется – действуй по закону.
– Есть, товарищ полковник.
– Свободен, историк, – и он по-отечески махнул мне ладонью.
А я с неким облегчением, но с одновременной готовностью к новым событиям вышел за дверь.
* * * *
Утром план на день стал прокручиваться в голове, едва приоткрылись мои заспанные глаза. Тело и мозги быстро втягивались в нужный для оперативника ритм. Заявление странного профессора не покидало мысли ни весь вечер, пока я пролистывал готовую дипломную работу, отыскивая в ней последние возможные косяки, недопустимые для претендента на «красный» диплом, ни ночью, когда впечатленный мозг долбили замысловатые сны.
Мамочка уже приготовила мне завтрак, когда я появился из ванной на кухне нашей небольшой квартирки. Самый близкий для меня человек, мама заботливо поинтересовалась, как я выспался, отметила мои круги под глазами, порекомендовала меньше работать и завести постоянную девушку (что немыслимо при моем жизненном ритме), чмокнула усевшегося за стол сына в щеку и открыла кастрюльку, высвобождая аппетитный пар.
– Кушай, сынок, – и удалилась смотреть новости по телеку в комнату. Погруженный в раздумки, я наворачивал мамины пельмешки, одновременно создавая мысленные алгоритмы по предстоящей защите дипломной, расследованию краж и беседе с профессором – все в вперемешку, как манная каша (ее я отказался есть уже давно, как мама ни старалась мне ее готовить). Версия о подготовке к уничтожению Луны, выдвинутая Колохатько, и его заява, повисшая на мне, как чугунная гиря, прочно застряли в мозгу. Как ее отказать?
– Сынок! – услышал я мамин голос с соседней комнаты. – Это по твоей части, – и доносит до меня телевизионную новость. – Похитили картину!