– Какую картину, мам? – задумчиво уточнил я, не воспринимая информацию на фоне обдумываемых событий, как тут, словно молния ударила в затылок.
«Они уже начали похищение картин».
Колохатько. Его фраза вчера…. Что, блин, происходит? Как самолет-истребитель, я вылетаю со стула и рвусь в комнату с телеком.
« -… Полотно Джаконды, известное также, как Мона Лиза, является шедевром мировой живописи и уже сотни лет представляет загадку для всех искусствоведов. Сегодня еще большей загадкой стал факт похищения величайшей картины Да Винчи с парижского Лувра, – активно вещал журналист по «ящику». – Система безопасности музея отличалась высшей степенью защиты и исключала подобные преступления века. Оперативно создан следственный комитет, проверяются на причастность музейные сотрудники, а также введен режим проверок в аэропортах Парижа и всей Франции с целью недопущения вывоза картины….».
– Ой, что делается, сынок, – говорит мамочка. – Уже до Лувра добрались. Они там в Европе от воров не могут избавиться, где уж нам тут….
Ограбление Лувра – это не обчистка квартиры коммерсанта с набережной. А великое полотно – не «Айфон», уведенный в метро у невнимательной студентки. Как такое могло произойти? Лувр обокрасть невозможно. И этот ли случай прогнозировал вчера профессор Колохатько? Ощущения приближения настоящего события, в котором я сыграю ключевую роль, застучали внутри с новой силой.
Лечу на работу в отделение. Вот заявление с оставленным мобильным номером. Набираю нужные, написанные аккуратным профессорским почерком цифры.
– Аристарх Петрович…. Доброе утро, это вас младший лейтенант Рудный беспокоит…. Да, можете подъехать.
Когда странноватый профессор вошел в мой кабинет, я поймал в себе еще одно ощущение, будто Колохатько не уходил вчера из отделения, и что виделись мы минуту назад, а не сутки. И что его беспокойство становится моим, связывая с совершенно незнакомым чудаком с неустановленным психическим состоянием невидимой, но крепкой нитью. Мозг закипел, подбирая нужные вопросы для его допроса.
Он пожал мне руку, а я почувствовал в его рукопожатии надежду. Эта самая надежда быть понятым и принятым засветилась в его глазах.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – постарался придать я голосу официоз, Колохатько сел напротив меня, а мои руки привычно достали лист бумаги. Процессуальная формальность, получение объяснения от заявителя мне сейчас не казалась формальной. Я готов был услышать непонятные, но важные сведения.
– Аристарх Петрович. По вашему вчерашнему заявлению я должен задать вам ряд вопросов. Расскажите пожалуйста, что вам известно о готовящемся правонарушении?
Я думал, что профессора сейчас буквально понесет, и он засыплет меня кучей фактов, сформулированных с научной точностью и обоснованностью. Но вместо этого Колохатько взял паузу, словно допрашивая сначала самого себя, а потом выдал.
– И многое, и ничего.
Содержательно, ничего не скажешь.
– Поподробней можно? – придавливая в себе раздражение, уточнил я.
– Саша, – как к старому приятелю обратился Колохатько. Его голос вдруг стал тише, будто желая исключить подслушивание за дверью. – Мне неизвестно, каким способом будет уничтожен спутник Земли, но есть основания утверждать, что это произойдет в самое ближайшее время. Будет ли он взорван, или сбит, или еще какой-то способ приведется в действие – неважно. Важно, что процесс запущен, и вопрос его доведения до конца получил счет на фазы.
– Какие фазы? – непонимающе спросил я. Неужто и вправду Колохатько псих?
– На фазы Луны, – ответил он еще тише и обернулся к двери.
Мозги мысленно отмечают, что записать в объяснение излагаемое пока нереально, и надо придать сведениям более конкретную форму.
– Аристарх Петрович. Мы должны отреагировать на ваше заявление, но я прошу, сообщите конкретные факты, включающие возможный способ преступления и перечень предполагаемых лиц. Если вы не поможете, мы не сможем предотвратить правонарушение.
Я повторяю, как примерный студент, то, что слышал в таких ситуациях от Мостицкого. Шеф был настоящий профи проводить допросы. Его бы сейчас сюда вместо меня, он бы закончил с профессором за десять минут.
– Я действительно не знаю, как это случится. Но уничтожение Луны приведет к скорой гибели и самой Земли. Во всяком случае, всего живого на ней, – подавленно сообщил Колохатько.
И выдержав многозначительную, разрезающую диалог на разные уровни важности, паузу добавил.
– А все потому, что они уже готовят Конечное Затмение.
После этой фразы у меня застучало в висках.
– Что-что?
Наверно, все мое тело в этот момент стало похоже на знак вопроса.
– Понимаю, – заметил Колохатько, – Ваше образование, Саша, усложняет вероятность того, что вы поймете все, о чем должен вам рассказать. Юриспруденция – штука точная, и не позволяет сознанию выходить за рамки стандартов, фактов и конкретного практического опыта.
– Вы ошибаетесь, Аристарх Петрович. Образование у меня историческое. Я – историк, а юриспруденцию еще только изучаю на практике, – признался ему.
Колохатько оживился.