Энки сказал, что кирин выбирает царя согласно инстинкту. В любом случае, Йоко сочла, что объяснить свои намерения мечу будет не столь уж трудной задачей.
Потушив все огни в комнате, она вытащила меч из ножен и уставилась на лезвие.
Покажи мне Ко-о.
До сих пор меч продолжал показывать ей лишь видения об её жизни в Японии. Йоко чувствовала, что это происходило потому, что она не думала ни о чём ином, кроме как вернуться туда.
Клинок стал поблёскивать мерцающим свечением, и среди свечения показались лёгкие тени. Она услышала звук капающей воды и, сосредоточившись на тенях, дождалась, пока они превратились в узнаваемые предметы.
Она увидела белую стену, застеклённое окно, сад. Йоко узнала его – это был двор её дома.
Нет, не это.
Она сосредоточилась и видение исчезло. Перед её глазами было лишь тёмное лезвие меча – она потерпела неудачу.
– Ты не остановишься на одной попытке – наставительно сказала она самой себе, и вновь уставилась на клинок. Ранее ей не доводилось видеть многочисленные видения за одну ночь, но раньше чем она того ожидала, меч вновь начал светиться.
И вновь перед ней предстал её домашний садик. Но, решив не падать духом, Йоко всячески пыталась отогнать мысли об образе, стоявшем перед ней.
Затем перед ней возникла её комната.
Затем, её школа.
Сколько бы она не пыталась, она по-прежнему продолжала видеть тот, другой мир. Картины её дома, школы, дома её подруг. Ничего из этого мира.
Терпеливо, пытаясь вновь и вновь, она, наконец, разглядела видение из этого мира.
– Прекрати! – вскричала Йоко, быстро отгоняя от себя этот образ.
Это был Горъйо – то место, где она бросила Ракушуна. Несмотря на то, что Йоко узнала себя, собственный вид ошеломил её. Неужели она и в самом деле выглядела столь жалкой? Отшвырнув меч, она неожиданно осознала, насколько боится его, и презрительно рассмеялась.
Так бы ей сказала голубая обезьяна, будь она здесь. Такова была действительность, и Йоко не имела права отводить глаза. Лучше бы принять её такой, как есть. Кто знает, поумнеет ли она когда-нибудь, если будет продолжать её игнорировать.
Йоко вновь взялась за рукоять и, успокоив дыхание, сосредоточилась на лезвии меча. Вскоре показались ворота Горъйо. В видении было видно, как весь её облик проникнут злобой. Она сразу же поняла, о чём думала в тот момент – она смотрела на Ракушуна, решая, добить его или нет.
Из города хлынули стражники, и Йоко бросилась бежать со всех ног. Вслед за побегом видение всколыхнулось и сменилось другим. Перед ней возникла горная тропа, и Йоко смотрела, как повернулась спиной к женщине и ребёнку, которые были так добры к ней.
Она увидела Такки и того старика из Японии, и тех двух мужчин, управлявших повозкой и растерзанных по дороге из Хайро. Она увидела оплакивавших их родственников.
Меч показал ей город Касай и страшные последствия нападения йома. Сложенные поленницами трупы вокруг Горъйо. Жмущихся где-то к стенам какого-то города беженцев из Кей.
Йоко смотрела на всё это, поняв, что если попытается отвергнуть возникавшие перед ней картины, они разбушуются ещё больше. Если же она примет показанное как есть, видения начнут приближаться к желанной для неё теме.
Дворец, а во дворце истощённая женщина.
– Я хотела, чтобы в Гъйотене не осталось ни одной женщины.
– Но…
Это был голос Кейки, пытающегося возразить. Йоко догадалась, что эта женщина – покойная Императрица Йо.
– Преступники отказываются подчиниться императорскому указу. Почему ты колеблешься свершить правосудие над ними?
Лишь в глазах Императрицы Джокаку светилась жизнь. Кожа как у скелета, впалые щёки, выпирающие сухожилия на шее – у неё был совершенно больной вид. Йоко почувствовала, что это были её последние дни. Должно быть, она страшно мучилась, если выглядела такой измученной и истощённой. И, несмотря на всё нарастающую боль и осознание глупости совершаемых ею преступлений, она всё равно не смогла остановиться перед ними.