Тень мачехи (СИ)

Почему, ну почему многие думают, что бить детей — допустимо, как будто бы это всего лишь воспитание? Будто бы те вырастут и всё забудут: оскорбления, побои, синяки… Не забывается такое. Даже если очень хочешь забыть. Можно попытаться простить, но порой и это не получается. Она-то знает. Она пробовала много раз.

«Если у меня будет ребенок, я никогда с ним так не поступлю», — в тысячный раз подумала Татьяна. «Я — никогда» было ее мантрой, дававшей уверенность в том, что хотя бы для своих детей она сможет изменить мир к лучшему.

Но у нее нет ребенка.

Ее малыши умирают, так и не родившись.

Лунный свет подобрался к носкам ее туфель, и Таня подтянула ноги к себе, задрала на диван, согнув колени.

Она порядком устала от этих бесплодных попыток выносить ребенка. «Почему Бог не дает мне малыша? — думала она, чувствуя, как подступают слезы. — Ведь я любила бы его больше жизни… Ведь я бы десять человек могла воспитать — меня бы на всех хватило!»

А что, если усыновить ребенка из приюта? Она думала об этом не в первый раз. Но эти мысли всегда приводили ее в смятение. Она и Макс что, придут в детдом, посмотрят на детишек, выберут себе кого-то, как щенка в зоомагазине, а остальным скажут — спасибо, вы нам не понравились? Вот ты, мальчик. Да-да, ты — никому не нужен. И ты, девочка, тоже. Потому что у тебя цвет глаз не такой, и стишки ты читаешь как-то без души. Ты, ты и ты — вы все хуже того, кого мы выбрали. И нечего рыдать, это жизнь.

Им что, придется поступить вот так?

Стыд поднялся изнутри, надавал жарких пощечин. Таня прикрыла глаза, измученно вздохнула.

Будь ее воля, она бы забрала всех. Это же дети, каждому нужен дом.

«Забрать бы себе сегодняшнего найденыша, — неожиданно подумала она. — Отогреть, откормить. Любить, как родного. Я смогла бы. Точно бы смогла».

10

В дверь дежурки громко затарабанил какой-то дятел. Таня вздрогнула, вскочила, оправляя халат. Кого там принесло, будь он трижды неладен?!

Все еще злясь, она включила свет и рывком распахнула дверь. Мужчина, который стоял на пороге, был ростом с Шакила О Нила, и выглядел, как бомж.

Старая вязаная шапка, надвинутая по самые брови. Распахнутая телогрейка, ватные штаны. Видавший виды пуловер, из-под расстегнутой молнии которого выглядывает мятый воротник полинялой рубашки. Странный запах: смесь дыма, алкоголя и рвоты. Широкие брови, нос с горбинкой, щеки, густо наперченые пробивающейся щетиной. И янтарно-карие, как у кота, глаза — взгляд иронично-пытливый, с прищуром.

— Чем могу?… — холодно осведомилась Татьяна, невольно отступая вглубь комнаты.

— Скажите, вы сейчас мальчика осматривали? Не подскажете, что с ним?

Таня нахмурилась. Так вот кто это. Заботливый папаша пришел спросить о сыне.

— А чего вы без ремня? — с вызовом спросила она, вскидывая голову.

Бомж молчал, глядя на нее сверху.

— Да вы не стесняйтесь, заходите! — задохнувшись от злости, она схватила за край его телогрейки, дернула на себя. Мужчина неловко шагнул вперед, в глазах мелькнуло недоумение.

— Заходите-заходите, — голосом радушной хозяйки протянула она. — Расскажите мне, каково это — бить ребенка. Приятно, наверное, он ведь сдачи не даст?… Расскажите, в подробностях! А я вам расскажу, как буду звонить в полицию. Пусть нас там проинформируют, по какой статье уголовного кодекса судят за истязание ребенка.

— По сто семнадцатой, — машинально ответил верзила. — Но я не понимаю…

— Ой, как хорошо, вы и сам всё знаете! — всплеснула руками Таня. — Видимо, уже привлекались? Опыт есть?

Ее голос стал высоким, почти до истерики, мысли заворачивались в смерч. Он — здесь. Надо что-то делать. Но он здоровый, как лось. И он бьет своего маленького сына. Это несправедливо, это невозможно как несправедливо!!! Она дрожала от бессильного бешенства. Нужно выйти в коридор, позвать охранника, пусть этого урода задержат! Пусть делают, что хотят, но не подпускают его к мальчику!

Но бомж перегораживал выход. Таня набрала воздуха, чтобы закричать. И отстраненно отметила, что удерживает краем сознания холодную неживую мысль: не помогает, братцы, ваш диазепам, всё, кердык, сейчас начнется…

На лице мужчины появилось странное выражение. Он гулко кашлянул в кулак, тяжело вздохнул.

— A posse ad esse non valet consequential*, — задумчиво изрек он, и Таня сначала захлопнула рот, а потом открыла его в удивлении. Говорящий по-латыни бомж прошелся по ней взглядом и сказал:

— Да, по сто семнадцатой. Но не привлекался, а привлекал. Я юрист. И этот мальчик — не мой сын, я нашел его случайно.

Повисла неловкая пауза.

Таня почувствовала, как краснеют мочки ушей, растерянно надвинула на лицо медицинскую маску. Но ей же сказали… И потом, минуточку! Что за юрист в такой одежде и с амбрэ, от которого воротит?

— Я вас не убедил, — констатировал незнакомец.

— Нет! — взвизгнула она. И скомандовала, едва сдерживая ярость. — Наклонитесь! Ниже! Еще ниже!

Мужчина удивленно склонил голову. Таня привстала на цыпочки, оттянула верхнюю часть его рубашки. И застыла — изнанка воротника была чистой, под ним белел ярлычок с вышитой надписью «Eton».