Тень мачехи (СИ)

Бомж в брендовой чистой рубашке? Нет, такого не может быть. Да и запаха немытого тела она даже в такой близи не почувствовала — наоборот, от волос незнакомца шел чуть слышный земляничный аромат. За время работы в больнице Татьяна повидала достаточно маргиналов, этот мужик явно не из их числа.

— Ну и что вы там увидели? Заключение психиатра: здоров, мол, пациент, детей не бьет? — выпрямляясь, иронично спросил мужчина.

Она смущенно отпрянула.

— Так, ничего… Извините…

— Ладно, у вас есть право мне не доверять, — вздохнул незнакомец, распрямляясь. — Поэтому давайте сначала. Я, понимаете ли, с самого утра был на рыбалке. Зимняя рыбалка, хоть и в палатке — но на морозе, поэтому и одет так. Это еще дедовская экипировка, вот, ношу в память о нем… Обычно я выгляжу по-другому. Обычно я в бобрах.

Татьяна закивала, не зная, куда деть глаза. Хорошо, что на ней маска и он не видит ее пламенеющих щек.

— Так вот, когда темнеть стало, я поехал домой. Смотрю — на обочине мальчик лежит. Я думал, его машина сбила, остановился, подобрал. Он был замерзший, аж губы побелели. Сам идти не мог, что-то с ногой — говорит, неудачно с горы съехал на лыжах, они сломались, и нога вот… Ну, я его в салон, печку врубил на полную. У меня в бардачке фляжка с коньяком валялась, так я растер ему руки и лицо. Чая налил, сушки дал. Только мальчика вырвало, уж не знаю, почему. Вы, наверное, уже почувствовали запах. Извините. Обычно я…

— Да-да, пахните по-другому. Я поняла. Не извиняйтесь, для медиков это привычное дело, — пожала плечами Таня.

Мужчина сочувственно хмыкнул:

— Знаю, что у вас непростая работа. Так вот, еще по поводу мальчика: я спрашивал, где его родители, как вообще он возле той дороги оказался — ничего не говорит. Поймите, это далеко, более ста километров отсюда. Там глушь, сплошные поля вокруг… А больше мне о нем ничего не известно.

— Простите меня, — попросила Таня, смягчившись. — Я на вас набросилась из-за того, что мне сказали, будто мальчика привез его отец. Понимаете, парень сильно избит. И я на сто процентов уверена, что его били ремнем. Жестоко били. И это делал кто-то из родителей.

Незнакомец помрачнел, задумался.

— М-да, история… — наконец, проговорил он. — Но опасности для жизни нет?

— Думаю, нет. Но сейчас его обследуют, и можно будет поставить точный диагноз. В любом случае, мальчик пока останется у нас.

— Вы вот что… — мужчина порылся в кармане, выудил смятый, перепачканный носовой платок, начатую пачку сигарет, коричневое портмоне. Пахнуло рыбой, табаком, кожей. Портмоне раскрылось с глухим щелчком, загорелые пальцы незнакомца скользнули вглубь, и он протянул Тане черную карточку с золотым обрезом. — Позвоните мне, пожалуйста, когда устроите мальчика. Скажете, какая палата, я его навещу. Все-таки мой… найдёныш.

Она кивнула, принимая визитку. Дорогая бумага. Сверху монограмма в русском стиле, чуть ниже золотистые буквы, сплетенные в надпись: «Юрий Борисович Залесский, адвокат по уголовному праву». Адрес, два телефонных номера.

— А вы молодец, — неожиданно похвалил Залесский. — Такая маленькая — и так смело бросились защищать пациента.

Таня открыла рот: это она-то маленькая, с ее пятьдесят вторым размером?

— До встречи. Обещаю выглядеть прилично, — попрощался Залесский и вышел, аккуратно прикрыв дверь.

— Постойте! — крикнула Татьяна, высовываясь в коридор. Он обернулся, дождался, пока она подойдет ближе.

— Скажите, пожалуйста, мальчик совсем ничего не говорил вам о себе?

— Нет, — покачал головой Залесский. — Он даже имени своего не назвал. Заявил, что ударился головой и теперь ничего не помнит. Но, знаете… Я попытаюсь выяснить, кто он и почему оказался на той дороге.

____________________

* A posse ad esse non valet consequential (лат) — По возможному не следует заключать о действительном.

11

Ступени казались бесконечными. Новицкий поднимался, одышливо зависая на каждом лестничном пролете — пережидал, когда чуть тише станет надсадное буханье сердца, выровняется дыхание, которое сквозь звон в ушах звучало глухо, нездорово. Мышцы бедер болели, и Новицкий в который раз думал: «Надо сгонять вес, да и мышцы нагружать почаще. Превратился в бурдюк с жиром, стыдоба!»

Вяземская жила в девятиэтажке, на седьмом, и, приглашая его к себе, не сочла нужным предупредить, что лифт сломан. Психиатр, вообще-то, предлагал ей встретиться на нейтральной территории — где-нибудь в кафе, в парке, раз уж ей не терпелось узнать о его разговоре с Татьяной именно сегодня. Но Инесса Львовна сказала извиняющимся тоном: «Знаете, жду электрика, розетка искрит. Никакой возможности выбраться, приезжайте вы ко мне. У меня здесь и чай, и штрудель».

Прозвучало заманчиво, да и с точки зрения карьеры было бы полезно свести близкое знакомство с завотделения. «Неважно, что Вяземская возглавляет педиатрию, — думал он, мужественно преодолевая последние ступеньки, — к руководству медсанчасти она вхожа. Сегодня я ей пошел навстречу, завтра она мне — обычная практика, услуга за услугу».