— Послушайте, я вас прошу, вызовите Фирзину! — взмолилась Татьяна. — Устройте нам очную ставку, что ли! Вы сразу поймете, что она меня оговорила — только вот зачем, ума не приложу! Я ведь её семье помогала, покупала вещи Павлику, занималась с ним!
— И привязались настолько, что решили — с вами ему будет лучше? — хмыкнул следователь. Таня замолчала, соображая, не наговорила ли лишнего. Поджимала губы, останавливая готовые сорваться с них слова. И вдруг поняла, что дико устала: доказывать, бояться, подбирать правильные выражения… Так устала, что уже нет ни слёз, ни злости.
— Знаете, я больше ничего вам не скажу, — решительно заявила она. — Мне нужен адвокат, и мой муж скоро его привезет. Без него, я чувствую, на меня всех собак повесят.
— То есть сотрудничать со следствием вы не хотите?
— Если бы следствие было объективным, вы бы отпустили меня еще вчера! — в сердцах сказала она. Хотела добавить, что это так называемое следствие даже не озадачилось поиском свидетелей, а ведь адреса и телефоны Яны и Купченко она назвала, когда ее допрашивали после задержания. Но железная дверь кабинета открылась, и возникший на пороге полицейский сказал:
— Андрей Викторович, там вас зовут.
Следователь вышел, а полицейский скользнул в кабинет, запер дверь, и встал, глядя поверх Тани — будто её тут не было. Будто не человек она, а вещь, запертая в железном ящике. Которую возьмет, кто захочет, и переложит, куда вздумается.
Слезы вновь закипели внутри, и Татьяна бессильно отвернулась к окну.
В коридоре послышался топот и гул голосов: бабий тенорок следователя и низкий, раскатисто рычащий, неуловимо знакомый… В дверь забарабанили, и стоящий возле нее полицейский торопливо отомкнул замок.
Залесский влетел в кабинет, впился в Таню глазами, ощупал встревоженным взглядом каждую черточку ее осунувшегося лица, опущенные в безысходности плечи, бледные кисти замерзших, испуганно сжатых рук. Резко повернулся к полицейским.
— Я имею право говорить с моей клиенткой без свидетелей.
— У вас двадцать минут, — бросил следователь. На его недовольном лице проступили красные пятна.
— А вы за эти двадцать минут подготовьте все бумаги, — ледяной тон Залесского выражал крайнюю степень бешенства. — Я вам обещаю, что буду изучать их очень внимательно. И за каждое процессуальное нарушение вашим сотрудникам придется ответить.
Тяжело заскрипев, железная дверь лязгнула замком.
— Танюш, ты как? — мгновенно оказавшись возле, он присел на корточки и принялся растирать ее руки. Она смотрела сверху в его лицо, чувствуя, как по щекам текут слезы.
— Тебе холодно? — заботливо спросил Залесский. — Закрыть форточку?
— Юра, откуда ты? Как узнал? — всхлипнув, спросила она.
— Яна позвонила. Прости, что раньше не смог, уезжал… дурак… Послушай, не плачь. Я вытащу тебя. Они еще не успели возбудить дело, доказательства собирали, но их нет — четверо свидетелей на твоей стороне, против тебя никого. И задерживали тебя с нарушениями, и Фирзина была под шофе, а ей ребенка отдали, не имели права…
— Где он? — встревоженно спросила Татьяна.
— Он с Тамарой, — Залесский отвел глаза — еще по дороге сюда он решил не рассказывать всю правду о мальчике и Марине, ведь Тане и без того хватило переживаний. — Скажи, ты что-нибудь подписывала? Какие-нибудь документы?
— Нет, — Таня быстро смахнула слёзы. — Они мне давали какой-то протокол, но в нем было сказано, что я сопротивлялась… а я… а у меня просто…
И она разрыдалась, не выдержав — было страшно рассказать о Пандоре, потому что это могло напугать его, заставить отвернуться. Залесский привстал, обнял ее, крепко прижал к себе — и она уткнулась в его грудь, в пропахшее рыбой тепло колючего свитера, и только сейчас осознала, что на нем та же старая рыбацкая одежда, которая была в день их первой встречи. Значит, он приехал откуда-то, и сразу понёсся к ней, чтобы защитить, раскидать здесь всех, спасти ее из этой дичайшей ситуации… Значит, она нужна ему. И от этой мысли слёзы высохли, а внутри разлилось тепло — будто солнце прорвалось сквозь тучи. Татьяна подняла голову и встретилась взглядом с Залесским.
— Мне нужно тебя спросить, — в его янтарных глазах была решимость. — Ты не передумала разводиться?
— Нет, — удивленно ответила она. — С чего ты взял?
— Подумал так, когда увидел вас с мужем, — он пожал плечами и отвернулся, будто стеснялся чего-то.
— Теперь уже скоро, — смущенно улыбнулась Таня. Залесский снова посмотрел на неё, и она увидела в его взгляде ту же решимость.
— Ты будешь со мной потом? — вопрос прозвучал почти как требование. Но в янтарных глазах ожила мольба, губы сжались, будто он готовился получить отказ — и заранее знал, как это больно.
— Если я нужна тебе — буду, — просто ответила Татьяна.