Тётя Аля вошла, держа на руках внучку — голопопую, с любопытством таращившую голубые, как у бабушки, глаза. Не в силах сдерживать улыбку, Таня смотрела, как бабушка осторожно опускает девочку в воду, как бережно промывает все складочки. Вика радостно болботала, била ножками по воде.
Выкупав, Алевтина Витальевна подняла внучку на вытянутых руках и протянула Тане, держащей наготове белое махровое полотенце. Она обернула Вику мягкой тканью, и, не утерпев, прижала к себе, чувствуя тепло её тельца — влажное, густое, чуть пахнущее молоком. Оно проникло в Таню, врастая, сплетаясь с её теплом и дыханием — и, растворившись в ней, будто озарило изнутри, засветилось мягко и сильно.
Тётя Аля промокнула уголком полотенца круглую головку девочки, взъерошила золотистые волоски надо лбом и сказала, умиляясь:
— Красавица моя Викулычка, вон какая ладненька да справненька!
И это короткое «моя» вернуло Татьяну в реальность.
Она передала ребенка бабушке и пошла в детскую следом за Алевтиной Витальевной. В коридоре стояла Наталья, вешала плащ в зеркальный шкаф-купе. Ботинки она сменила на сафьяновые домашние туфли с бисерной вышивкой. Надетая на ней длинная фиолетовая кофта — бесформенная, толстая, с широким воротом и швами наизнанку — выглядела, как рубище. «Модные вещи иногда уродуют хуже обносков», — подумала Таня. Перед глазами всплыла картинка: нелепый кухонный гарнитур, расстроенная тётя Аля…
— Вы няня? — спросила Наталья. Её бледно-голубые глаза напомнили Тане грязный озёрный лёд — такие же колкие и холодные. Она пожала плечами:
— Вам решать. Алевтина Витальевна сказала, что нужна помощница, а я по специальности врач-педиатр, умею с детьми обращаться. И если я вам подхожу…
— Подходите, — перебила Наталья, раздраженно дернув вытатуированной бровью — будто ей было всё равно. — Пойдемте!
Она шла в гостиную, перечисляя требования: быть с ребенком круглосуточно, отлучаться только по договоренности с Алевтиной Витальевной — и вообще, поступить в её полное распоряжение. Соблюдать гигиену, кормить и гулять с ребенком, покупать продукты, стирать и гладить детское… Говорила, как барыня — требовательно и капризно. Татьяна шла следом и не могла отделаться от ощущения, что мама Вики ей неприятна.
— Вот бланк договора, ознакомьтесь, — Наталья вынула из секретера сколотые бумаги. — Если всё устраивает, впишите паспортные данные, и вперёд.
Зарплата оказалась вполне достойной, договор — бессрочным. Поколебавшись, Татьяна вынула паспорт из кармана джемпера: один шанс на миллиард, что эта семья как-то связана с Василенко, так что бояться нечего. Заполнила нужные графы и протянула Наталье один из экземпляров договора.
— Всё, приступайте, — та махнула рукой, будто муху отгоняла.
«Препротивнейшая дамочка. И лицо глуповатое, — думала Татьяна, возвращаясь в детскую. — А вот мама у неё милая. Вот как так? Вроде одна кровь…»
— Ну шо, приняла? — шепнула тётя Аля. Она сидела в кресле, покачивая кроватку Вики. Рядом стояла ополовиненная бутылочка с молочной смесью. Таня, кивнув, глянула на девочку — та осоловело щурила глаза.
— Сейчас уснёт, — шепнула она. — Тёть Аль, можно я отойду на полтора часика? Дело у меня.
…Дома она включила ноутбук, принесённый ей товарищем Залесского, и задумалась, устроившись возле стола. Через десять минут в скайпе появится её психоаналитик. Вот только прежняя цель — найти ключ к Пандоре — стала до странности тусклой, утратив важность. Ситуация с Викой не шла из головы. Но увязнуть в новом чувстве — любви к маленькой девочке, на которую у неё нет прав так же, как не было прав на Павлика — Татьяна не хотела. Боялась. Потому что потом опять придётся выдирать эту любовь из себя: с корнем, через дикую боль, потому что только так -погибнет.
Алла Нестеренко позвонила по скайпу точно в условленное время.
— О чем вы хотите поговорить сегодня? — спросила она. И Татьяна рассказала о Вике.
— Я понимаю ваши чувства, — заговорила Алла Нестеренко. — Ведь вами по-прежнему движет мечта стать матерью. Но вы боитесь привязанности. А ведь это страх из детства, потому что в вашей жизни привязанность всегда оказывалась отвергнутой. Вот смотрите: как любой ребенок, вы хотели быть частью любящей семьи, были привязаны к своим родителям — но они отвергали ваши чувства. Ради привязанности к родителям, желания заслужить их похвалу, вы строили бизнес — но они всё равно не хотели ценить вас больше, чем до него, и таким образом снова и снова отвергали вас. Поэтому вы так легко отказались от того, на что потратили немало сил.
— Так и есть, — согласилась Татьяна. — Я бросила аптеки при первой возможности.