Тень мачехи (СИ)

— Сам виноват, — сухо сказала Татьяна. И добавила уже мягче, с просительной ноткой: — Юрочка, а когда ты приедешь?

— А я уже, — улыбнулся Залесский. — Через час у тебя буду.

Она ахнула, воскликнула радостно:

— Очень, очень тебя жду! Мы с Викулькой во дворе, я клумбу у крыльца вскопать решила. Тёть Лида хочет цветочки высадить. Я калитку открою, а ты заходи без стука. Просто я могу не услышать, а мои к соседке на День рождения ушли.

Залесский нажал отбой и положил обе руки на руль. Машину трясло, дорога стала ощутимо хуже. Юрий хотел сбросил скорость, но внезапно почувствовал: ведёт, вниз и куда-то вбок. Услышал глухой шлепок справа, будто большая лягушка прыгнула. И резко ударил по тормозам.

Вышел из машины, обошел её сзади и сбоку, остановился, озадаченно глядя на переднее правое колесо. Оно, просев, словно зарылось в асфальт, резина оплыла на нём толстым валиком — будто устала и прилегла отдохнуть. Почесав переносицу, Залесский направился к багажнику. Установил позади машины оранжевый треугольник аварийного знака, вытащил домкрат, запаску. И увидел, как мимо проезжает тот самый «Шевроле Тахо», а красивая брюнетка, почему-то неспособная обходиться без костылей, бросает ему через окно сочувствующий, понимающий взгляд.

…Татьяна вонзила лопату в землю, наступила ногой, нажала на черенок — и заросший травой ком плюхнулся в сторону, показав влажную черную изнанку с белыми нитями корней. Она присела, взяв его за зелёный чуб, тряхнула несколько раз, с удовольствием наблюдая, как осыпается и ложится мягким пухом спелая, богатая земля. Бросила дернину в железное ведро, поднялась и ещё раз копнула, отступив на полшага назад.

На улице было тепло, и она расстегнула верхнюю пуговицу клетчатой рубашки. Джинсы, заправленные в резиновые сапоги, слегка запылились, но отряхивать их Таня не стала — не хотелось снимать вымазанные землёй и травой матерчатые перчатки. Копнув еще раз, она только-только взялась за траву, как услышала со стороны калитки жалобное козье блеяние. Пришлось отвлечься, чтобы впустить Фроську. Коза вошла во двор, и снова заблеяла, глядя на Таню. Набухшее вымя болталось между задних ног, почти доставая до земли.

«Она же Викульку разбудит! — подумала Татьяна, бросая испуганный взгляд на спящую девочку — та сопела в люльке, поставленной на низенький столик напротив двери дома. — Нужно подоить Фроську, а то не успокоится. Да и Вике свежее молочко будет».

Тётя Лида научила её доить козу еще в первый день. «Чего ты химией ребенка кормишь, когда у нас животина молочная! — попеняла она. — Фроська с прививками, не бойся. Сами пьём». Это был отличный вариант — как врач, Таня хорошо знала о пользе козьего молока. И каждый день сама доила Фроську, а Вика на её молоке стала гораздо лучше спать.

Татьяна вошла в дом, остановилась у рукомойника. «Сейчас воды наберу, вымя обтереть», — думала она, поддевая ладонью длинный металлический язычок. Из-за журчания воды Таня не услышала, как за воротами остановилась машина, как кто-то осторожно открыл калитку и вошел во двор. И только случайно взглянув в окно, заметила большой тёмный джип.

Сердце радостно ёкнуло, и она, торопливо вытирая руки о рубашку, побежала к двери, думая, что приехал Залесский. Но, выйдя на крыльцо, увидела, что высокий мужик бандитского вида склонился над люлькой, и уже протянул руки к ребёнку.

— Не трожь! — грозно прикрикнула Татьяна, делая шаг к нему.

Он обернулся. Налитые кровью глаза, пластырь, фигналы с двух сторон, явно после перелома носа. Щетина, хищный оскал, злость в глазах. Но лицо показалось смутно знакомым.

— Я её забираю! — прорычал он. — А с тобой сейчас продолжим.

Он снова повернулся боком и потянул руки к люльке. Татьяна часто задышала, мысли понеслись испуганным галопом: «Дружок Натальи? Всё-таки нашли нас! Заберут Викульку!…» И тут же внутри вскипела ярость: «Ну уж нет, я не отдам!» Сама не понимая, что делает, она схватила лопату, и, подскочив к мужику сзади, изо всех сил ударила его по плохо выбритому черепу. И уже глядя, как он валится на колени, а потом падает ничком, с ужасом осознала: «Теперь точно посадят». И, схватив люльку с заплакавшей Викой, заметалась по двору: куда, куда бежать?…

Порскнула через огород, пробежала мимо бани, засуетилась у забора, отыскивая секретную штакетину — ту самую, которую можно было отогнуть и пролезть на соседский участок: её специально не забивали, потому что соседка тётя Катя любила так сокращать путь. Татьяна нашла её, отодвинула в сторону, и, пригнувшись, пролезла в щель вместе с люлькой. «Тише, тише», — приговаривала она, пытаясь успокоить Викульку. Боялась, что детский плач их выдаст.