Тень мачехи (СИ)

И она отправилась на гору, чтобы потренироваться, пока Сергей не видит, а потом предстать перед ним во всей красоте новоприобретенного мастерства. Подъемник в считанные минуты вознес ее на вершину трассы, по которой утром катался ее муж со своими приятелями. Анюта сошла с сиденья, глянула вниз — ничего, она справится. Глубоко вдохнув, согнула колени. Многолетняя привычка балетных обуздывать страх помогла ей оттолкнуться, лыжи заскользили, набирая скорость — все стремительнее и стремительнее, вперед, вперед… Наклоняя корпус и колени, она легко вошла в первый поворот, понеслась к другому, вывернула на прямую и приготовилась к своему первому прыжку с трамплина. Лыжи скользнули вверх, и пустота, распахнувшая пасть под ногами, пронзила ее ужасом. А накатанный снег уже летел ей навстречу, и казался слишком плотным, слишком скользким для удачного приземления, и ее дернуло вбок, будто тело пыталась уйти от этого столкновения — и поволокло в сторону от трассы, неся с бешенной скоростью на обочину, к деревьям, прямо на окаменевший от мороза толстый сосновый ствол. И впечатало в него — плечом, спиной, затылком… Анюта услышала, как хрустнули кости, как содрогнулась от удара едва не выскочившая душа, и она полетела внутрь самой себя, теряя сознание…

Сергей судился потом с этой базой, бросался на нее, атаковал, рвал, разъяренный от злости и отчаяния, и всё-таки сломал ей хребет и перегрыз её горло. Владельца посадили, очень быстро и очень надолго, присудив огромную компенсацию, что вынудило его продать базу. Сергей позаботился о том, чтобы ее новый хозяин первым делом поставил сетки на обочинах трассы. Но Анюта… Она так и лежала в гипсовых оковах, стойко переносила операцию за операцией, улыбалась, когда муж был рядом, и плакала, когда оставалась одна ночами — зная, что в это же время и он не спит, потому что мечется в бессилии, безмолвно воет от горя, и проклинает себя…

Сейчас эти воспоминания уже не вызывали той боли, Анюта смирилась со своим положением, привыкла к этой коляске — ведь человек привыкает ко всему, даже к плену. Ёжась от прохлады, она заехала в лифт и поднялась на этаж выше. Так, сперва в гигиеничку, за мазью. Подрулила к кушетке, на которой ей каждый день делали массаж, потянулась к тумбочке за почти пустым тюбиком «Бепантена», ухватила его за помятый хвост. Но мазь выскользнула из рук, и, шлифанув по ламинату, заскочила под тумбочку.

Что ж такое, сегодня всё валится из рук…

Анюта сжала губы, взяла с тумбочки закрытую картонную упаковку — благо, ее массажист был хомяком по натуре, и всегда закупался про запас. Распечатала бело-голубую пачку, вытащила полный тюбик и щедро размазала жирную субстанцию по красным пятнам, покрывавшим бедра, и мелким пузырькам, уже наливавшимся желтизной. Теперь нужно одеться. Накинула короткий красный халатик, который обычно использовала после массажа. Покрытые мазью ноги он не скрывал, да и не надо было закутывать их сейчас — или надо? В любом случае Серёжка заметит, опять начнутся разговоры о том, что Анюте нужна помощь. А она ей не нужна. Повредит только.

Глянула в зеркало над раковиной — так и думала, тушь размазалась и легла под глазами некрасивыми пятнами. Лучше смыть макияж сейчас, все равно ночь на дворе. А когда приедет муж, непонятно.

Она включила воду, склонилась над раковиной — и вдруг поняла, что именно отсутствие Сергея почему-то не дает ей покоя с самого утра. Как будто происходит что-то важное, переворачивающее его жизнь — а она не в курсе. Это предчувствие было столь острым и столь тревожащим, что наделало в распорядке ее дня множество мелких болезненных дыр — общаясь с людьми, занимаясь работой и своим здоровьем, хлопоча по дому, она без конца возвращалась мыслями к Сергею, и удивлялась им, отгоняла их, потому что точно знала: ничего плохого не произошло. Так что тогда? Что-то хорошее? Нет, скорее странное, новое для них. Но что?…

Именно из-за этого ощущения всё и валилось сегодня из рук. И день оказался скомканным, будто состоящим из отдельных отрезков пряжи, которые не получилось связать в одно красивое и прочное. И это вызывало досаду.

Анюта тщательно вымыла лицо. Интересно, как долго она провозилась из-за этих ожогов? Нужно возвращаться на кухню, а то Павлова подгорит. Вот, кстати, очередная странность — этот торт она готовила исключительно по праздникам, так почему же сегодня ей взбрело в голову соорудить эту башню из безе, крема и свежих ягод, которые в январе имели не слишком-то натуральный вкус? Может, и здесь она невольно следовала предчувствию, и в жизни Сергея всё-таки случилось что-то хорошее, но он не сообщает ей, приберегая сюрприз?… Что ж, в таком случае, беспокоиться не о чем.

Выехав из гигиенической комнаты, она глянула на табло электронных часов, висевших в коридоре. Двадцать минут двенадцатого. Значит, за безе в духовке можно не волноваться.