Она спустилась на лифте и уже въезжала на кухню, когда услышала, как в замке поворачивается ключ. Остановилась вполоборота к нему, улыбнулась, радуясь возвращению мужа. Он вошел, неся на плечах шерстяной куртки мелкие капли дождя — как бриллиантовую мантию. Карие глаза смягчились, глянули на нее с любовью. А потом в них мелькнуло что-то еще, какая-то странная смесь вины и страха, и Сергей моргнул, отводя взгляд — а потом поднял на нее новый, будто закрыв часть своей души. В этом взгляде по-прежнему была любовь и радость, но возникла и мгла — словно облако клубилось над ямой.
— Привет, Совёнок, — нежно сказал он. — А я думал, спишь. Так устал, голодный… Думаю, приду в темный дом, засяду один, в холодильнике… А тут ты. Такая радость.
Скинув ботинки, он подошел ближе — обнять, зарыться лицом в ее волосы, проложить цепочку следов-поцелуев через щёку к шее и вниз, к трогательной ямочке над ключицей. И увидел, что ее ноги почти обнажены, и расплылось по нежной коже пугающе красное, воспаленное, болезненное даже на вид. Он рассердился, затряс её плечи, и потащил из кармана телефон, причитая и ругаясь одновременно. Звонил в скорую, то умоляя, то крича на бестолковую дежурную, а потом грохнулся на колени рядом с Анютиным креслом и начал дуть ей на ноги — неловко и осторожно, как взрослый дует на рану ребенка, не зная, чем еще помочь. Горестно качал головой, а она гладила его по волосам и уговаривала, едва не плача.
— Так получилось… Мне не больно… Это заживет…
Как странно у них бывает — что-то ранит её, а боль достается ему. Как будто он может вынести больше.
«Скорая» приехала быстро, высокий молодой доктор осмотрел Анюту, а неразговорчивая медсестра ловко наложила на ее ожоги стерильные повязки. Сергей почти всё время был рядом — лишь раз метнулся на звук кухонного таймера, чтобы выключить духовку. Потом взял жену на руки, отнес на мягкую оттоманку, стоявшую на кухне, и взялся за разграбление холодильника. Стоял спиной, жадно шаря внутри него, выгребая какие-то банки, кастрюльки, и ворча, как большая собака. Теперь, когда медики ушли, волноваться было не за что — благо, ожоги оказались неглубокими. К тому же, Анюте стало много спокойнее от того, что муж вернулся с работы. Она глянула на белесые пятна, забрызгавшие черную поверхность плиты и покрывавшие пол рядом с опрокинувшимся ковшиком. Желания убираться не было, да и домработница все равно придет раньше, чем они встанут. Анюта блаженно откинула голову на подушку, расслабилась. Но вспомнила взгляд Сергея, утаивавший что-то, и спросила:
— Любимый, у тебя все хорошо?
Его спина еле заметно напряглась. Он обернулся, глянул так же ласково и так же непонятно — словно через мглу. И ответил, широко улыбнувшись:
— Мне сегодня в партию вступить предложили!
Он заговорил о своей встрече с Горе Горевичем. Анюта помнила колобка-пиарщика, как-то он ужинал у них в доме. Что ж, если муж решил пойти во власть, она не будет останавливать его — знает, как для Сергея важна любая карьера, пусть и политическая. В бизнесе он сумел добиться многого, в Министерстве — тоже, и если чувствует, что пора расширять горизонты, значит, так тому и быть.
— Я рада за тебя, — сказала она. — Ты молодец. Они поэтому к тебе пришли.
— Думаешь? — он изогнул бровь и засунул в рот огромную ложку мясного салата.
— Ну, я не думаю, что они любят тебя так же, как я, — засмеялась Анюта. — Но всё же понимают, что ты дорогого стоишь. Чувствуют твою силу. Поэтому и набежали — вожака почуяли.
— Вот умеешь ты фигуры по клеточкам расставить, — одобрительно хмыкнул муж. — Какое счастье, что моя жена не дура!
И опять — словно тень на его лице мелькнула. Будто его беспокоит что-то, связанное с ней.
— А чего там в духовке, это можно сожрать? — хищно спросил он, подмигнув.
— Нет уж! — запротестовала Анюта. — Там Павлова твоя любимая, и остывать она будет до завтра. Так что заводи будильник на пораньше, может, и успею доделать, пока ты опять не исчезнешь.
— Совенок, ну я же по делам, — протянул он с притворной обидой, и, скорчив смешную рожицу, стал так похожим на провинившегося щенка, что Анюта расхохоталась.
После ужина он унес ее в спальню, уложил на кровать, укрыл, заботливо подоткнув одеяло под ноги — нельзя, чтобы они мерзли, ведь сама Анюта этого не почувствует, а переохладиться может. Рухнул рядом, едва стащив с себя одежду. Поцеловал жену, провел рукой по ее волосам, сладко заурчал ей в ухо.