Тень мачехи (СИ)

Мысли о муже были как шаги по тонкому льду, под которым темнела какая-то чуждая, пугающая глубина — тёмная сторона ее супружества, бездна, в которую она не заглядывала раньше. Но она шла, и лёд под ее ногами трещал и лопался, а она всё пыталась разглядеть правду под его мутной поверхностью. Теперь все прожитое Таня видела по-другому: сухость Макса больше не казалась следствием занятости, нервозность — результатом рабочих проблем, отсутствие дома — желанием обеспечить семью. Фундамент их жизни оказался тонким и не способным поддержать, щупальцами трещин тянулись под ногами ссоры, и риск провалиться в полынью возрастал с каждым днем. Вот только Таня как-то смогла убедить себя, что у них все в порядке, что муж любит ее — но сейчас она отчетливо увидела, что доказательств этому нет, как нет вообще ничего, что по-хорошему связывало бы их друг с другом.

Что держит вместе ее и Макса, зачем им вообще семья? У них настолько разные ценности… Его возбуждают деньги — а ей нужнее любовь. Он тусовщик — а она по вечерам ходит только на работу. Он любит «блеснуть чешуей» — а ей стыдно бравировать своей обеспеченностью. Секс? С тех пор, как она решила завести ребенка, их близость превратилась в медицинскую процедуру. Наперед известно всё: чувства, даты, позы…

А еще… Незадолго до свадьбы она рассказала Максу о Пандоре. Об этих приступах, сводящих Татьяну с ума… Или свидетельствующих о том, что она уже безумна? Тане казалось, что он должен знать, что так будет честнее. Но Максим сказал: «Что бы с тобой ни происходило, я буду любить тебя». И тогда она ему поверила. Но потом, когда приступ повторился — кажется, после того, как мать попыталась стравить их с Максом, доказывая факт его измены какими-то глупыми фотографиями — муж чуть не сдал Таню в психушку. Позже выяснилось, что девушка на фото — менеджер компании-поставщика, и встреча была сугубо деловой. И Татьяна перестала переживать о том, что Макс ей не изменяет. Но с тех пор она зареклась рассказывать мужу о своих приступах. Которые, к счастью, случались все реже.

Беда их брака в том, что доверие между ними стало показным. Искренность ушла, не стало совместных целей. И путь, по которому собирались пройти двое, закончился развилкой. Каждый пошел по своей дороге, и не хотел возвращаться.

Вздохнув, Таня сцепила пальцы — будто протянула руку самой себе: поддержать, показать, что кто-то рядом… Ее обручальное кольцо из платины больно надавило на основание пальца. И вновь это кольцо показалось Тане нелепым и жалким, как кусок серого уставшего металла. Она не в первый раз смотрела на него со смесью грусти и негодования. Решиться и снять? Навсегда?

«Что ты гоняешь эти мысли, ведешь бесконечный внутренний монолог о своих проблемах? Будто прилипла языком к замороженной железной двери, которую хочешь открыть!» — Татьяна взъелась на себя, чувствуя, что подобралась к краю. — «Сколько раз ты хотела поговорить с ним, когда он тебя обижал? И всё спускала на тормозах: его невнимательность, увиливание, пьянки… Но тема родительства слишком важна для тебя, чтобы надеяться на лучшее, не зная правды. Поговори с ним — спокойно, но твердо. И пусть он, наконец, признается, нужен ли ему ребенок. Нужна ли ты, в конце концов. А теперь перестань ныть и займись, наконец, своей физиономией!»

Это подстегнуло, и токсичный поток остановился, будто налетев на плотину. Таня вытащила тюбик тонального крема, нанесла на щеки, нос и лоб сливочно-желтые мазки. Принялась растирать их, легко касаясь кончиками пальцев. Крем тонко пах клевером, освежал лицо. Что ж, новая французская марка, продукцию которой Макс закупил для продажи в аптеках, была неплохой. Ее муж постоянно расширял ассортимент. Скоро мы начнем торговать лыжами и велотренажерами, невесело усмехнулась Таня. А что, они тоже нужны для укрепления здоровья.

Глянула в зеркало, пересекавшее откинутую крышку несессера широкой бездонной полосой. Цвет кожи идеально выровнен, лицо выглядит естественно-свежим. Настроение поднялось на полградуса и Таня уцепилось за это, едва заметное, шевеление: значит, нужно продолжать. Она порылась в недрах косметички: где-то был карандаш для бровей. Подчеркнула соболиные изгибы. Потом нанесла тени для век, присмотрелась — слишком ярко. Растушевала кисточкой — мягкие прикосновения успокаивали, неприятные мысли стали отходить на задний план. Немного туши на ресницы, и глаза стали глубже, выразительнее. А вот помаде сегодня — нет, всё же не то настроение.

Татьяна расчесала волосы, брызнула на шею туалетной водой — холодные капли взбодрили, как крохотный душ, тягучий аромат Ultraviolet от уважаемого ею Paco Rabanne окутал ее запахом достоинства, ореолом загадки. Женщина. Она — женщина, и этого не отменить. А коль это так, у нее когда-нибудь обязательно будет ребенок… И, если понадобится, новый муж.