Больше ничего не было. Широкие следы снегоступов поднимались к вершине холма, и Залесский, скрипя снегом и потея в своем утепленном лыжном костюме, полез выше. Хорошо, что надел не ботинки — сейчас бы уже набрал ими снега — а дедовские унты, которым сносу нет. Наконец, он взобрался на холм и присвистнул — чуть поодаль стояла небольшая рубленая изба. Хлопнул себя по лбу: и как он сразу не понял, что бывшая заимка лесника совсем рядом! Вот что значит пойти куда-то кружным путем. Но как мальчишка оказался здесь, ведь отсюда до города больше ста километров?
Юрий направился к двери дома и, чуть пригнувшись, вошел в низкую дверь. Пахло вымороженной затхлостью, и немного — дымом. Слабый свет пыльной взвесью стоял возле маленького окошка, над широким некрашеным столом, сделанным из грубо обработанных досок. На нем, среди грязных тарелок, кульков, склянок с солью и сахаром, стояла в жестяной кружке оплывшая грязно-белая свеча. Залесский достал из куртки зажигалку, поднес к фитилю. Огляделся.
В глубине комнаты белела печь, в ее закопченном зеве ютились две облезлых кастрюли. Перешагнув через гору хвороста, лежавшую у печи, Юрий поочередно приподнял крышки: одну кастрюлю до половины заполнял лёд, на дне другой была смерзшаяся перловка.
С печной лежанки свисало старое стеганое одеяло, в прорехах которого серела сбившаяся комьями вата. Залесский выше поднял свечу и заметил в углу грязный спортивный рюкзак. Потянул за лямку: ну, иди сюда, дружок, открывай свои тайны.
Расстегнув обе молнии, он вывалил содержимое рюкзака на стол. Начатая пачка спичек, мешок сухарей из порезанных вдоль кусков черного и белого хлеба — так его обычно нарезают в столовых. Кусок мыла, складной нож. Головка чеснока, кусок ваты, флакончик йода. Веревка. Длинная жестяная коробка с грузилами, крючками и мотком рыболовной лески. А парень-то подготовился…
Залесский погрузил руку в рюкзак, пошарил в глубине. Под пальцами зашуршало. Он вытащил бумажный сверток, распеленал. В нем лежали монеты, примерно сто рублей мелочью. Они были завернуты в широко разлинованные тетрадные листы, исписанные детским почерком. Юрий разгладил их и удовлетворенно хмыкнул.
На одном из листков было написано: «Кантрольная работа по русскому языку ученика 4 «б» класса школы №29 Павла Фирзина». Под ней шло несколько разбитых строчками упражнений — слова с подчеркнутыми кривулями букв и предложения, разобранные на подлежащее-сказуемое. Под текстом контрольной, испещренным красными следами беспощадной учительской ручки, надменно выгибала шею оценка «2».
Собрав вещи мальчика в рюкзак, Залесский вышел на крыльцо. С удовольствием выдохнул из легких спертый воздух нежилой избы. Вытащив из кармана сигареты, закурил, обдумывая, что делать дальше.
Можно наведаться в школу. Можно — сразу в полицию, пусть там разбираются. Интересно, этот мальчишка вообще-то в розыске? Или его родственники ждут, что парень вернется сам?
Над головой метнулась тень, и громадная ворона села на ветку сосны, стряхнув на Залесского облако снега. Закаркала дурниной, будто крича: «Грррабят! Дерржи маррродерра!» Будто в ответ на ее крик налетел ветер, с треском проскакал по замороженным ветвям, качнув кудлатые макушки сосен. Небо темнело на глазах, воздух пропитался холодом, впился в щеки Залесского тонкими ледяными иглами. Похоже, вот-вот начнется метель.
В кармане зажужжало, в лесную тишь звонко посыпались ноты «Турецкого марша». Юрий вытащил телефон, глянул на дисплей — звонил кто-то незнакомый. Чуть сдвинув лыжную шапочку, поднес трубку к уху.
— Здравствуйте, это Татьяна Демидова, врач. Мы вчера в приемном отделении познакомились.
Юрий улыбнулся, вспомнив, как эта миловидная женщина накинулась на него с угрозами.
— Я понял, кто вы. Здравствуйте. Как наш пациент?
— Колено вправили, кашель лечим, откармливаем. Вы просили вам позвонить, сказать, в какой он палате. Мы в триста шестую его положили.
— Спасибо, я его навещу. Татьяна, скажите, а можно будет и с вами встретиться?
Пауза в трубке была слишком долгой, и Залесский понял двусмысленность своего вопроса.
— Я имел в виду, поговорить с вами можно будет? Кажется, я узнал, кто этот мальчишка. Он ведь еще не признался?
— Нет, — ответила Таня. — Но я с ним и не разговаривала еще. Дело в том, что я, в некотором смысле, не на работе. Но территориально я в больнице, вы наберите мой номер, когда приедете. Я спущусь в педиатрию.
— Хорошо, после обеда буду.
«Надо заехать домой, переодеться», — подумал Залесский. Он ведь обещал ей, что при следующей встрече будет выглядеть прилично. Интересно, она замужем?
«Эй, ты и себе обещал, что больше никаких женщин», — предостерегающе шепнул внутренний голос.
Залесский затушил сигарету, выбросил окурок щелчком.
Действительно, обещал.
4
Купченко сидел за своим столом в ординаторской педиатрии, двумя руками держа перед собой сложносочиненный бутерброд гигантских размеров. Он был так похож на хомяка, собирающегося набить щеки, что Танина грусть мигом улетучилась.
— Питаешься? — подмигнула она.