Тень мачехи (СИ)

Но дом уже был захвачен — буйным, неисстово-жарким ароматом рыбного пирога, который чуть не свалил Залесского с ног. Желудок сжался, недовольно буркнул, во рту стало горячо и влажно от мгновенно набежавшей слюны. Юрий торопливо скинул дубленку и стащил ботинки: не руками, бережно и аккуратно, как требовала Петровна — а, пока экономка не видит, «носом о пятку», небрежно отпнув с пути. Проскакал вглубь дома. Дверь на кухню была закрыта, за матовым стеклом колыхался темный женский силуэт, а на полу, у дверной щели, выстроилась пушистая очередь. Кошки и собаки дружно держали осаду, и на хозяина поглядели кто с недовольством — мол, сзади становись, шестым будешь! — а кто с мольбой, жалобно мявкая или подергивая хвостом.

— Пода-айте на пропитание! — басовито, на поповский манер, затянул Залесский и постучал в стекло согнутым пальцем. — Петровна, ходоки с голодного края прибыли, не откажи в милости, царица!

Очередь заволновалась, поднялась на лапы и поддержала хозяина требовательным мяуканием и лаем.

— А вот я вас скалкой! — донеслось из-за двери. — Будете вовремя к ужину приходить, второй раз уж пирог разогреваю!

Залесский осторожно нажал на ручку двери и заглянул в щель. Широко поводя рукой, Алла Петровна смазывала сливочным маслом и без того лоснящийся, толстый, поджаристый до бронзового румянца пирог. Из круглого отверстия в его центре поднимался влажный пар, пропитанный запахом хорошо протомленной рыбы, репчатого лучка, картошечки и специй. Кот Микрик бесцеремонно наступил на ногу Залесскому и боднул дверь головой, пытаясь пролезть на кухню через щель.

— Атас, Петровна! Спасай пирог! — гаркнул Юрий, отпуская дверь. Хвостатый поток тут же хлынул на кухню, мявкая и повизгивая, а экономка, оглянувшись, воскликнула в ужасе:

— Да погодите, оглоеды, спасу от вас нет! — и тут же ласково: — Юра, руки помыл? Вот пить дать, не мыл! Шустри быстрее в ванную, и за стол, пока не простыло!

Пришлось подчиниться. Но уже через пару минут Залесский сидел перед большой тарелкой, придавленной к столу знатным ломтем пирога. Рядом с ней экономка водрузила высокую глиняную кружку с молоком…

— Ох, Петровна, хорошо, что я государственных секретов не знаю, — довольно заметил он, прожевав первый кусок. — Всё бы сейчас выболтал за твою вкуснятину!

— Ешь, балабол, — в лучиках морщинок, окружавших глаза экономки, теплела доброта. — И осторожнее, косточки выбирай. Помнишь, поди, как маленького тебя к доктору возили? Мария Николаевна карасиков нажарила, а ты набросился с голодухи-то — да как заперхал, захрипел, о-ой…

— Да помню я, Петровна. В тот день еще отец приезжал, — отметил Юрий.

— Так ты из-за него из дому-то и убёг с утра пораньше, не позавтракал даже — вот к ужину и был как сто лет не кормленный… — вздохнула Петровна.

К Юриному отцу она никогда не питала той же материнской слабости, как к Залесскому-младшему. Может быть, потому, что в число Борюсиных нянек была записана, когда генеральский отпрыск был уже в солидном возрасте — в тот год ему исполнилось пятнадцать.

Двадцатитрехлетняя Аллочка была принята в семью Залесских по протекции — когда Василия Александровича откомандировали в гарнизон ее родного города, дядька-подполковник походатайствовал перед генералом за племянницу. Марии Николаевне Залесской девчонка понравилась — и напористостью своей, и хозяйственностью. Четырехкомнатную квартиру, выделенную генеральской семье, она привела в порядок за считанные часы: отдраила всё до скрипа, одела окна в махом выглаженные шторы, с проворством разогнала вещи по шкафам. На месте баулов и коробок, загромождавших углы и теснившихся под ногами в коридорах, засияла начищенным паркетом долгожданная пустота — та самая, о которой со дня переезда мечтала уставшая от воинских странствий Залесская. Да еще и муж сказал, что больше никуда не отправят, что дослуживать будет в этом городке. И впервые за долгие годы Мария Николаевна почувствовала, что можно, наконец, пустить корни. И перекрестилась втайне от атеиста-мужа.

— Ну что ты будешь каждый день через весь город мотаться? Живи у нас, четвертая комната свободна, — предложила она Аллочке. И та согласилась, а потом и в частный дом с генеральской семьей переехала.