Свет резанул по глазам, и Татьяна застонала, отвернув голову.
– Очухалась! – в незнакомом мужском голосе явственно слышалось облегчение. – Я уж подумал, кони двинет. Гражданочка! Вы как?
– Да оставь ты её, Тетерин, – недовольно пробасил другой. – Медики приедут, разберутся.
Разлепив веки, она попыталась рассмотреть стоящих над ней мужчин. Оба были мелкими, щуплыми, коротко стриженными, в одинаковой форме – будто нарисованные под копирку. Татьяна лежала на чём-то холодном и жёстком, под белым потолком, посреди которого набухла мозоль фонаря. И железная решётка, обтекшая его матовое стекло и прикрученная к потолку болтами с толстыми шестигранными головками вдруг помогла вспомнить.
Полиция. Она в полиции! И когда её забирали, случился приступ. А потом ещё один – в тот момент, когда Татьяну поместили в камеру ИВС5
: маленькую «одиночку» со стенами цвета рвоты. Оказавшись в этом узком бетонном гробу за закрытой железной дверью, Татьяна, одурев от страха, стала биться в неё всем телом. Ледяной вой Пандоры разрывал её уши, плотный ужас давил сзади, и она опять потеряла сознание.– Отпустите меня, пожалуйста… Я не виновна… – умоляюще забормотала она, и полицейский, стоявший слева, ответил почти участливо:
– Да не волнуйтесь вы так, гражданка. Не виновна – значит, отпустят. Скоро вас следователь пригласит, будет во всём разбираться.
– А позвонить… ведь можно? Мне говорили – один звонок… – язык шевелился с трудом, будто стресс сделал её пьяной.
– Следователь разрешит, не беспокойтесь, – заверил полицейский. – А сейчас врач придёт, поможет.
– Не надо… врача… – всхлипнула она, уже понимая, что её никто не слушает, и почти задыхаясь от бессилия. Слёзы потекли по щекам, не останавливаясь, потому что с этой неповоротливой, инертной махиной, которую называют системой правосудия, лучше было бы не встречаться – а она встретилась. И теперь поди докажи, что их столкнули специально.
Дверь лязгнула, впуская дуэт шагов – широких, уверенных мужских, и дробящих каблучками женских. Полицейские расступились, и Татьяна, задрав голову, увидела сквозь слёзы ярко-синий рукав форменной медицинской куртки и белую полу халата, торчащую из-под неё. Врач подошел ближе, заглянул ей в лицо. Пожилой, сухощавый, с ёжиком седых волос. На длинном, чуть скошенном вбок, носу слюдяным холодом блеснули очки в тонкой стальной оправе.
– Здравствуйте, – упавшим голосом сказала Татьяна.
Врач кивнул и уселся на нары рядом с Татьяной, сжал её запястье, нащупывая пульс и замер, склонившись над наручными часами. И веяло от него равнодушием и усталостью.
– Что случилось? – буднично спросил он.
– Нервы сдали. Меня несправедливо арестовали, и вот…
– Справедливо-несправедливо – разберёмся, гражданочка, – недовольно сказал один из полицейских. И принялся объяснять врачу: – Она не в себе была, кричала, отбивалась, будто мы демоны какие. Всё про каких-то кукол твердила, будто галлюцинации у неё. Это нормально, по-вашему? А сама, между прочим, врач.
Доктор приподнял ей веко, посветил фонариком, проверяя зрачки. Осмотрел вены на руках.
– За пальцем следите, – сухо сказал он, водя рукой перед её глазами, и она послушно скосила их вправо-влево. – Головой ударялись?
– Нет, – Татьяна чувствовала, что её снова бьёт нервная дрожь.
– Машенька, феназепам внутривенно, один кубик, – скомандовал врач. Каблучки зацокали, и Татьяна увидела, как к столику у стены подошла молоденькая светловолосая медсестра с тощей косичкой-дракончиком. Сдвинув лежавшие на столешнице листки бумаги и дешевую черную авторучку, водрузила на стол продолговатый ящик с лекарствами. Покопалась в нём и подошла к Демидовой, неся в поднятой руке маленький шприц с длинной, закрытой колпачком, иглой. Та куснула за руку, и медсестра удалилась к своему ящику, зашебуршала в нем, зазвякала склянками. А врач, положив ногу на ногу, спросил:
– Раньше подобное случалось?
Татьяна отвела взгляд – врать было стыдно. Во рту прокисло от лекарства, голова стала пьяной, тело – расслабленным. Она попыталась сесть, и отметила краем глаза, как один из полицейских двинулся было к ней. Врач поднял руку, останавливая его, и спросил:
– Может быть, вы оставите меня наедине с пациенткой? Она не будет бузить. Ведь не будете же, Татьяна?
И она затрясла головой, горячо желая, чтобы полицейские ушли и хотя бы на несколько минут оставили её в покое. А потом, когда и медсестра по указанию врача потащила свой ящик в «скорую», Демидова вывалила ему всё: про Пандору и её жуткий пластиковый мир, пугающий до полусмерти. А ещё – про психоаналитика, но сразу пожалела об этом, потому что врач оборвал её, хмурясь:
– Имейте в виду, психоанализ не лечит психические заболевания.
– Но у меня их нет! – опешила Таня. – Я консультировалась…
– Вам нужно обследоваться ещё раз, – равнодушно перебил врач. – Я могу вас госпитализировать в психиатрию, есть подозрение на эпилепсию или рекуррентную шизофрению. Симптомы налицо: отсутствие изменений личности, депрессивное состояние перед приступом, бред и аффект во время оного.