Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

«Всё, что живо, поднялось в козачество», – писал автор «Летописи Самовидца», не только свидетель, но и участник «Козацкой революции»[525]. Мещане и селяне бросали мирный труд и становились козаками. Одной из причин провала всех попыток договориться с поляками стала именно эта воинственность тогдашних русинов. Хмельницкий уже хотел мира. Мира не хотел народ. Десятки тысяч категорически не желали возвращаться к работе на панов-католиков[526]. Им больше нравилось носить красивый (добытый грабежом) жупан и воевать с ляхами или басурманами. Но поляки просто не могли включить в казацкий «реестр» всех желающих: не хватало денег на жалованье, да и страшно было держать такое громадное и неуправляемое войско. Казачество стало необычайно многочисленным. Говорили, будто на Украине «где крак (куст), там казак, а где буерак (овраг), там тысяча казаков»[527]. По оценкам де Боплана, численность козаков простиралась до ста двадцати тысяч, «привыкших к войне и способных, по первому требованию, в одну неделю, собраться в поход…»[528]

Украинские сёла и местечки постоянно поставляли всё новых козаков. Русский боярин Петр Шереметев в 1668-м сообщал царю, что на левобережье Днепра «повсеместно мещане записываются в казаки»[529]. Разумеется, мещане и селяне, способные так легко бросить мирные занятия и стать профессиональными головорезами, должны были обладать особой природной предрасположенностью. Видимо, таких агрессивных, пассионарных людей было очень много. Еще в 1646 году, за два года до восстания, крестьяне села Видерна напали на двух шляхтичей, которые всего лишь проезжали через их село. Мужики избили их так, что шляхтичи бежали, бросив «коней, коляску и челядь»[530]. Этот случай, как свидетельствуют документы, не был исключительным. Шляхтичи в те времена были профессиональными военными. Путешествовали они непременно с оружием. А здесь еще были и с челядью, скорее всего, тоже вооруженной. Тем не менее крестьяне-русины на них напали и чуть было не убили.

В семидесятые годы XVII века козацкую славу поддерживали запорожцы кошевого Ивана Сирко. Крымский хан вместе с прибывшими ему на помощь янычарами попытался застать запорожцев врасплох и напал на Сечь в Рождество, когда, по его расчетам, козаки должны были перепиться горилкой. Но козаки и в праздник не расставались с оружием и перебили атаковавших янычар. В ответном походе на Крым в 1675 году Сирко перешел Сиваш, таким образом проложив путь, которым пойдут будущие покорители Крыма: фельдмаршал Ласси, командарм Фрунзе, генерал Толбухин. Козаки много добра награбили, освободили из рабства тысячи христиан и на обратном пути, при помощи искусных маневров и засад, разбили крымского хана.

Атаман Сирко уже при жизни считался образцом запорожского козака, «лыцаря». Ему приписывается и знаменитое «Письмо турецкому султану» – антиосманский и антимусульманский политический памфлет конца XVII века.

«Татарина не убить, ляха не пограбить, так и не жить», – передает народную казачью поговорку Дмитрий Эварницкий[531]. Идеал козацкой жизни хорошо известен этнографам и фольклористам, которые успели записать думы и песни у слепых бандуристов. Герой знаменитой «Думы о козаке Голоте» убивает татарина, снимает с него дорогую одежду, уводит коня на Сечь, там уже пьет и гуляет. Дума завершается таким пожеланием: «Дай Бог, чтоб козаки пили да гуляли, добро замышляли, еще больше добычи добывали, неприятеля ногами топтали! Слава не умрет, не поляжет. Отныне и до века! Даруй, Боже, на многие лета!»[532]

Молодой и еще романтически настроенный Пантелеймон Кулиш под впечатлением от героической истории своего народа уподобил украинцев античным героям: «…не было на свете народов храбрейших и славнейших, чем греки и козаки: нет ни у кого и песен лучших, чем у греков и козаков»[533].

Век обывателей

За несколько десятилетий Руины лучшая, самая пассионарная часть казачества погибла в войнах с татарами, турками, поляками, русскими («москалями») и друг с другом. И вот уже гетман Мазепа с трудом поднимал козаков даже на войну с традиционными врагами-басурманами. В 1690 году отказался идти в поход Миргородский полк, в 1693-м – Нежинский. В 1694-м Гадячский и Полтавский полки потребовали вернуться домой из похода, и гетман вынужден был их отпустить. В 1695-м Мазепа даже построил виселицы около военного лагеря, чтобы припугнуть козаков, не желавших воевать[534].