Тень мечей

Саладин расспрашивал Уильяма об английских университетах, интересовался, можно ли их сравнить с такими учебными заведениями, как аль-Азхар в Каире. Рыцарь с заметным стеснением признался, что организация обучения на его родине находится в зачаточном состоянии. Но франк, казалось, хотел побольше узнать о системе обучения в мусульманском мире. Особенно его заинтриговал исламский обычай основывать университеты на частные сбережения. Это была давняя традиция, когда богатые мусульмане завещают учебным заведениям пахотные земли и доли в предприятиях, чтобы те приносили постоянный доход и позволяли школам существовать независимо от прихотей государственного финансирования. За последние столетия университет аль-Азхар вырос и сейчас процветал, несмотря на шумные смены правительства и государственную идеологию Египта. Университет уже тогда был величайшим исламским центром образования, когда Египет являлся владением шиитских имамов, и оставался таковым до сих пор, хотя Саладин низвергнул халифов династии Фатимидов и установил правление суннитов.

Саладин намекнул на то, что Англии следует стряхнуть экономическую и образовательную замшелость и основать университет с такими же источниками финансирования, так чтобы учебное заведение не зависело от правительства и в нем обучалась молодежь королевства. Возможно, если европейцы научатся ценить знания превыше военного дела, как когда-то поступили их предки греки, они смогут добиться изменений к лучшему в своей застойной цивилизации. Казалось, слова Саладина глубоко тронули Уильяма и он с удовольствием продолжил бы разговор, чтобы побольше узнать об аль-Азхаре, но в этот момент резные деревянные двери в столовую распахнулись и к Саладину нервной походкой направился лысеющий паж с бородавкой, растущей на самом кончике носа. В комнате тут же повисла тишина. Султан не любил, когда его беспокоили во время трапезы. Только если дело не терпело отлагательств. Саладин тут же из милого хозяина превратился в сосредоточенного командира.

— В чем дело?

Паж взглянул на Уильяма и доложил:

— Сеид, прибыл посол от франков.

Султан удивленно приподнял брови и повернулся к Уильяму:

— Ты ожидал подобное?

Уильям покачал головой.

— Принципиальная позиция моего короля — не выкупать пленных солдат, — ответил он. В его голосе сквозили сожаление и горечь. — Мои солдаты знают: если они попадут в плен, им придется рассчитывать только на судьбу, которую из-за своей неосмотрительности сами избрали.

— Жестокая и расточительная позиция, — заметил Саладин. Как ни старался султан, он никогда не мог понять этих черствых, примитивных франков.

Уильям пожал плечами и виновато улыбнулся.

— Может быть. Но именно поэтому твоим людям так и не удалось захватить живьем ни одного моего солдата, чтобы учинить допрос.

Аль-Адиль стукнул по столу кубком с жирным козьим молоком.

— У нас есть ты!

— Я полагал, что я гость, а не пленник.

— Как и моя племянница? — помимо воли вырвалось у Маймонида. Уильям опустил глаза, и раввин тут же устыдился. Этот человек — благородный воин, он не отвечает за поведение жестокого короля.

Саладин встал и укоризненно взглянул на обоих — на брата и раввина.

— Оставим это, пока не перешли границы дозволенного, — холодно велел он. Потом повернулся к темноволосому рыцарю: — Вероятно, ты захочешь встретиться со своим собратом и узнать, какие известия от благородного короля Ричарда он нам принес.

* * *

Когда присутствующие на ужине вновь собрались в зале правосудия, а еще нескольких придворных, таких, как кади аль-Фадиль, вытащили из дому, чтобы они явились на эту неожиданную дипломатическую встречу, впустили посланца франков. И раввин открыл рот от изумления.

Перед ними стоял Конрад Монферрат, облаченный в темный плащ с капюшоном. Грудь маркграфа распирало от напускной гордости, лицо казалось непроницаемым и решительным. Однако Маймонид заметил в его глазах затаенный стыд и боль унижения.

Аль-Адиль уже схватился за меч, но хватило одного испепеляющего взгляда султана, чтобы он сдержался. Несмотря на то что Саладин не потерпел бы в своем зале правосудия убийцу-эмиссара, тем не менее его крайне удивило присутствие этого вельможи. Конрада ненавидели даже больше Ричарда, поскольку он являлся последним представителем старого королевства франков, которому удавалось в течение почти двух лет давать отпор султанской армии победителей. И если Ричард был чужеземцем — искателем приключений, который поддался на пустые призывы, Конрад в душе был настоящим крестоносцем. Его ненависть к мусульманам была непоколебимой, она закалялась в течение многих лет сражений, когда он рука об руку бился вместе с такими фанатиками, как Рено де Шатильон. Конрад был врагом Саладина еще до того, как Ричард впервые излил свое семя в лоно какой-нибудь служанки.