Сэр Уильям Тюдор восседал на сером жеребце, который преданно следовал за ним по всему свету: от дома в Уэльсе до Святой земли. Он скакал рядом с Саладином, когда правитель мусульман осматривал несчетное множество походных палаток, возведенных по всей долине Яффы. И хотя ни один мускул не дрогнул на лице султана, Уильям не сомневался, что увиденное впечатлило Саладина. Ричарду удалось повернуть величайшее поражение крестоносцев — смерть Конрада и возникшую в результате гражданскую войну между франками — в свою пользу исключительно силой собственной воли.
Сейчас рассредоточенные отряды крестоносцев объединились под знаменами одного короля и были готовы исполнить миссию, которая терзала их на протяжении многих лет, — нанести окончательное поражение Саладину. Белоснежные шатры, украшенные алыми стягами, дерзко сияли под раскаленным солнцем Палестины, словно манящие мусульман мишени. И впервые со времен прибытия на Святую землю Уильям задумался, а смогут ли сарацины принять вызов?
К тому времени когда прибыла основная часть тридцатитысячной армии Саладина, главное столкновение между войсками уже началось. Наступательным отрядам Саладина удалось совершить рискованный набег на Яффу, несмотря на то что армада Ричарда как раз подплывала к ее берегам. Крепость ненадолго оказалась в руках мусульман, но захватчики всего через два дня были выбиты из города, когда с моря к крестоносцам прибыло подкрепление. Уильям улыбался, слушая доклад о том, как Ричард, командовавший наступлением, самолично отбил Яффу лишь с несколькими сотнями солдат. Отступающие сарацины вдоволь наслушались удивительных рассказов об отваге английского короля, который вступил в бой с защитниками Яффы с одним мечом и топором. Уильям не удивился и с радостью узнал, что его король с их последней встречи ничуть не изменился, несмотря на все превратности войны.
Когда Уильям смотрел на равнину, где разбили лагерь его земляки, его внезапно охватила грусть. Он почти год провел в компании великодушного султана и никогда не чувствовал себя пленником. Мусульмане обращались с ним крайне учтиво, и он, в свою очередь, стал уважать и восхищаться их культурой, традициями и даже религией. Тем не менее он оставался чужаком. Его дом — по ту сторону песчаной равнины, в лагере братьев-христиан. Он не знал, доживет ли до следующего дня, но если ему суждено умереть в бою, то он хотел бы умереть в окружении своих солдат. Уильям уже не ведал — да ему, признаться, было все равно, — на чьей стороне Бог и кто из них прав. Главное — он часть своего народа, и это было единственное, в чем он нисколько не сомневался.
Уильям повернул голову и заметил, как пристально смотрит на него Саладин. Рыцарь почти уверовал, что султан обладает таинственной силой, которая позволяет ему читать мысли и сердца других людей, и он в очередной раз в этом убедился.
— Возвращайся к своему королю, — мягко улыбнувшись, сказал Саладин. — Сегодня ты будешь ему нужен.
Уильям непонимающе заморгал. Он полагал, что его привезли с армией из Иерусалима в качестве переводчика или «козырной карты» — в подобных условиях военнопленным обычно отводятся именно эти роли; но тут он понял, что Саладин с самого начала решил его отпустить.
— Милосердие султана не знает границ, — сказал Уильям на теперь уже безупречном арабском. — Но знай, если нам доведется встретиться на боле боя, я, не колеблясь, убью тебя.
Саладин невозмутимо кивнул, услышав предостережение рыцаря.
— С моей стороны тоже пощады не жди, — ответил он так же откровенно. Султан наблюдал за суетой в лагере крестоносцев, находившегося в пятистах шагах от них, но Уильяму казалось, что он смотрит гораздо дальше, за пределы времени и пространства. — Может быть, мы еще встретимся в загробном мире, сэр Уильям. Хотелось бы верить, что люди чести смогут пообедать вместе в раю, независимо от того, на чьей стороне они сражались в этом мире.
Уильям протянул султану руку.
— Почту за честь отобедать с султаном за столом у Всевышнего.
Саладин ответил крепким рукопожатием. Уильям на секунду взглянул в глаза врага — его друга, — а потом поскакал к ряду сияющих палаток, которые и были его домом.
Уильям сидел за столом, с Ричардом, потягивая вино, а довольный король похлопывал рыцаря по плечу в знак того, что рад его возвращению. Рыцаря поразило, насколько изменился монарх. Все еще молод лицом, которое под палящим солнцем Палестины покрылось бронзовым загаром, волосы отливают красным золотом, но глаза ужасно постарели. Потух юношеский пыл, уступив место холодной горечи, а взгляд короля стал острее любого лезвия в арсенале крестоносцев.
— Что расскажешь об армии безбожников?
Уильям почувствовал, как прохладное вино смягчает горло, иссушенное долгой дорогой из Иерусалима под безжалостным солнцем. Это были первые капли вина, которые он вкусил с тех пор, как его захватили. Мусульмане питали отвращение к алкогольным напиткам и считали их дьявольским зельем.
— Наши силы почти равны. У них больше лучников, но у нас преимущество в лошадях.
Ричард кивнул.