Тень мечей

На мгновение лицо Ричарда потемнело, и Уильям понял, что задел его за живое. После хаоса на Роне Ричард собрал свои ослабленные войска и направился к побережью. Долгий утомительный переход по французскому бездорожью быстро превратил и без того плохо дисциплинированную армию слуг и хулиганов в банду озлобленных воров и мародеров. Уильям с бессильным ужасом наблюдал, как эти люди под его номинальным командованием обирают до нитки деревню за деревней, грабят и разоряют своих собратьев христиан, насилуют девушек и избивают стариков. Уильям самолично казнил за подобные злодеяния шестерых преступников, и Ричард поспешил сделать ему серьезное предупреждение: попридержи свой карающий меч, пока армия не взбунтовалась.

— Большинство этих солдат — невежественные рабы, так и ждущие, чтобы кого-нибудь изнасиловать или ограбить, — с показной беспечностью сказал Ричард. — А чего ты ожидал? Мы не в силах обуздать их природу, но мы можем направить их жестокость против сарацин.

Уильям презрительно фыркнул. Он знал, что таким людям Господь не дарует благословения на победу. Если эти бандиты не могут гуманно относиться к своим собратьям, то как они будут сражаться с неприятелем, руководствуясь законами справедливой войны?

— Даже на войне, сир, есть законы.

Глаза Ричарда посуровели, улыбка угасла.

— Есть, — тихо согласился король. — Их устанавливают победители.

С этими словами Ричард Львиное Сердце повернулся и ушел. Рыцарь следил, как его король решительно спускается по склону холма, направляясь к деревянным докам, чтобы наблюдать за приготовлениями к следующему этапу этого безумия.

Крестоносцы сосредоточили свой огромный флот у Сицилии, вечнозеленого острова, с единственной целью. По мнению Уильяма, такая стратегия тут же раскрывала нечестивую природу так называемой «священной войны». Они собирались напасть на своих собратьев христиан, которые охраняли подступы к землям язычников и правитель которых взял на себя обязательство поддерживать мир с ордами безбожников.

Кипр станет первым местом настоящего сражения в этом крестовом походе.

Глава 17 ВОЕННЫЙ СОВЕТ

Аль-Адиль нетерпеливо стукнул кулаком по полированному дубовому столу, отчего кубок с водой опрокинулся и жидкость пролилась на колени одного из султанских военачальников. Непреднамеренной жертвой ярости аль-Адиля оказался седобородый бедуин из Хиджаза, лицо которого было обезображено длинным шрамом, протянувшимся от пустой левой глазницы вдоль всей щеки. Он поморщился, сощурив здоровый глаз, но промолчал. Чрезвычайно опасно повышать голос на вспыльчивого брата Саладина, о взрывном характере которого, как и терпении султана, ходили легенды.

— По моим достоверным источникам стало известно, что корабли франков пришвартовались у берегов Кипра, а значит, они всего в одном дне пути от нас, — возвестил аль-Адиль, своим хриплым голосом перекрывая шум спора, возникшего на военном совете. Двенадцать самых влиятельных мужей собрались за резным овальным столом — уцелевшей реликвией сельджуков со времен султаната, когда в Иерусалиме еще не было крестоносцев. Личные покои в самой глубине отстроенного заново дворца были закрыты для постороннего взгляда и усиленно охранялись размахивающими отравленными саблями египтянами в пурпурных накидках. В этой тайной комнате, где вслух обсуждались государственные секреты, не было ни одного окна. Секретный зал освещался всего лишь тремя факелами, намеренно помещенными с трех разных сторон вокруг стола для заседаний.

В мерцающем свете едва можно было разглядеть удивление на лицах многих присутствующих — дворян и полководцев, которые невольно раскрыли рты, услышав слова аль-Адиля. От его неожиданной новости в комнате повисла тишина. Аль-Адиль обвел взглядом обескураженных придворных, которые только что утверждали, что слухи об угрозе нового крестового похода слишком преувеличены и беспокоиться рано.

— Я могу спросить, что за источники? — раздался высокий голос великого визиря кади аль-Фадиля — первый звук, разрушивший ужас, который сковал присутствующих.

Аль-Адиль повернул свое разгоряченное лицо к напыщенному невысокому человеку с диковинным носом, похожим на клюв, — единственному советнику, который приводил его в ярость так же, как и вездесущий султанский лекарь-еврей.

— Нет, не можешь, — едва сдерживая гнев, ответил аль-Адиль. — Когда потрудишься вылезти из своего надушенного кабинета и помахать саблей, тогда будешь задавать вопросы, кади.

Саладин восседал во главе декоративного турецкого стола и с легкой улыбкой наблюдал за перепалкой брата и премьер-министра.