— Ты не думала, что я затащил тебя в ловушку, и теперь уже поздно бежать?
— М-м?..
— Замри!
Я лениво, с нарочитой театральностью, выплеснул из горсти якобы «заморозку». Характерный жест, известный всем в Империи. Илга его мигом распознала, успев обернуться через плечо — тонкое тело изогнулось, влажная рубашка бесстыдно облепила грудь, обозначив аккуратные соски, напряглись стройные ноги. Глаза расширились сначала удивленно, затем тревога вползла в них, замутняя, словно ил — чистую воду.
— …что… ты…
— Вот теперь ты действительно во власти чар коварного Оборотня. Страшно?
Она с все возраставшей растерянностью пыталась совладать со своим телом. Подняла онемевшие руки, случайно зацепившись за отворот липнущей рубахи, дернула неловко. Истрепанная ткань с треском разорвалась, оголив даже пупок на плоском белом животе.
— Можешь не торопиться, — на этот раз я не пытался отвести взгляд, плотоядно ухмыльнувшись. — Я знаю, ты хороша. И, полностью в моей власти.
Илга пыталась попятиться, но деревенеющие конечности уже не слушались. Девушка опрокинулась на стену, ссадила локти до крови, хотя вряд ли это почувствовала. Каменные глаза со стен взирали на происходящее угрюмо, но без осуждения. Что им за дело до человеческих страстей?
— Ты же хотела узнать, что именно Оборотни делают с девственницами, угодившими в их гнусные лапы? — я двигался медленно, опасаясь повергнуть девчонку в кромешную панику. Сломает еще себе что-нибудь.
— З-зачем… — побелевшие губы ее едва шевелились, так что я скорее угадал, чем услышал: — С-сейчас?
— Только это тебя удивило? А раньше, значит, ты бы согласилась добровольно?
Она смотрела с отчаянной яростью и страхом, будто парализованный злой зверек в силках — зрачки расширились, почти поглотив радужку, лицо выцвело до прозрачности, обнаженная грудь и ребра в прорехе рубашки учащенно вздымались.
— Поддалась бы? Как там, возле проклятого замка? — под моими подошвами сухо потрескивали мелкие веточки. — Призраков нельзя обмануть фальшивым поцелуем
Что-то мелькнуло в ее широко распахнутых глазах, замутненное растерянностью, но все же ощутимое. Не желанная ненависть, которую я ждал увидеть. Иначе Илга не годилась бы для своей миссии. Но там затаилось что-то иное… Сожаление? Или хуже того, сострадание? Этого еще не хватало.
Как далеко я готов зайти, чтобы добиться своего? До откровенного изнасилования? Да, это, несомненно, даст нужный эффект, только…
Я, стиснув зубы, уже был готов отступить, когда страх и подспудное сомнение из Илгиных глаз вдруг разом ушли. Осталось свирепое отвращение. Настолько сильное и искреннее, что сковывало жертву не хуже уже наверняка утративших силу ягод. Я сделал еще шаг, приближаясь к жертве. Илга и не подумала отпрянуть, застыла, оцепенев. Я наклонился, глубоко вдохнул аромат ее кожи: морская вода, горячий пот, мускус испуга, пряная злость. Шепнул в самое раскрасневшееся ухо:
— Расслабься. Не нужна мне твоя добродетель. Тебе только чудится, что ты не можешь двигаться. Отомри!
Илга дернулась так, что едва не стукнулась о мой подбородок макушкой. Метнулась прочь, оттолкнувшись от стены, замерла возле выхода. С усилием задышала, приходя в себя. Стиснула кулак над грудью, зажимая сырую ткань безнадежно испорченной рубашки. На лице ее поочередно сменялись то облегчение, то растерянность, то гнев… Обида и снова гнев.
Еще бы! Удар вышел двойным! И унижение тоже.
— Ты!..
— Оборотень, — сухо докончил я, изо всех сил стараясь говорить ровно. — Я помню. И рекомендую тебе не забывать об этом.
— Ты не позволишь забыть, верно, Оборотень? Никогда? — сражаясь с уязвленной гордостью, Илга, похоже, кричала первое, что приходило ей в голову. — Вот о какой взаимности ты говорил?! Эту свою Никку ты так же подловил, лишив воли? Предпочитаешь покорных?
— Нет, — я не поддался на провокацию. — Как раз покорность не люблю. Сыт ею по горло.
Ну, теперь в Илгиных глазах ярость достаточно замешана на вернувшейся ненависти. А то мы, как я погляжу, расслабились за последние дни, начали примечать друг в друге человеческие черты. Эдак и до симпатии дело дойдет… А так — в самый раз.
Да и действия подранника хватит, чтобы утолить на время усталость и боль. Плыть ей придется далеко.
* * *
— Если ты надеешься, что я стану это пить…
— Ты не передумала забраться в логово Оборотней?
— Нет!
— Тогда пей. Иначе Барьер вокруг Черноскала не пропустит тебя… — «И
Она нахмурилась, неприязненно глянула на крышку от фляги, где плескалась едва порозовевшая от нескольких капель крови жидкость, с явным усилием взяла ее.
— Заодно это придаст тебе сил.
— Мне своих достаточно, — огрызнулась она привычно, но таким надтреснутым голосом, что стало ясно — хорохорится девчонка исключительно из упрямства. И ей действительно требуется стимулятор.