Тень на шторе (= Тень китайца)

- Он его испортил! Роже бросил нас и стал жить один. Изредка он приходил ко мне. Но ведь он встречался и со своим отцом!

- Давно ли вы живете на площади Вогезов?

- Около восьми лет. Когда мы нашли эту квартиру, то мы даже не знали, что Куше занимается сыворотками. Мартен хотел переехать. Не хватало еще только этого! Если кто и должен был переехать, так именно Куше, не правда ли? Переехать должен был Куше, который, не знаю каким образом, разбогател и которого я видела приезжающим в автомобиле с собственным шофером! У него был даже свой шофер! Я видела его жену!

- У него в доме?

- Я подкараулила ее на улице, чтобы посмотреть, как она выглядит. Предпочитаю ничего не говорить о ней.

Во всяком случае, она представляет собой не бог весть что, несмотря на важный вид, который напускает, и каракулевое манто.

Мегрэ провел рукой по лбу. Разговор становился каким-то кошмаром. Четверть часа вглядывался в это худое бесцветное лицо Мегрэ, и теперь ему казалось, что оно всегда будет стоять у него перед глазами. Это лицо напомнило ему некоторые семейные портреты, даже из его собственной семьи. У Мегрэ была тетка, правда, более солидная, чем госпожа Мартен, но и она также вечно жаловалась на судьбу. Когда тетка приходила к ним - он был еще ребенком, - то он знал, что, едва усевшись в кресло, она тут же вынет из сумочки носовой платок. "Бедняжка Эрманс, - начинала причитать она. - Что за жизнь! Я должна рассказать тебе, что снова натворил Пьер..."

Неожиданно мадам Мартен потеряла нить своих мыслей. Она слишком разволновалась:

- Вы должны понять мое положение. Разумеется, Куше женился на другой. Но ведь я была его женой, была с ним вместе первые, самые трудные годы его жизни. А вторая - это просто кукла...

- Вы претендуете на наследство?

- Это я-то?! - негодующе вскрикнула она. - Да я бы ни за что на свете не взяла его денег! Мы не богаты.

Мартену не хватает инициативы, он не умеет пробиваться в жизни, он позволяет менее толковым коллегам перебегать ему дорогу... Но если бы мне пришлось пойти в прислуги, чтобы жить, то и тогда бы я не взяла...

Это вы послали мужа сообщить Роже о смерти отца?

Она не побледнела, потому что это было невозможно. Цвет ее лица всегда оставался однообразно серым.

Но во взгляде что-то дрогнуло.

- Откуда вам это известно? - И вдруг возмутилась: - Надеюсь, что за нами, по крайней мере, нет слежки? Отвечайте же! Уж это было бы слишком! В таком случае я бы немедленно обратилась куда следует.

- Успокойтесь, мадам, ничего подобного я не сказал.

Сегодня утром я совершенно случайно встретил господина Мартена...

Однако она продолжала держаться настороженно:

- В конце концов я пожалею, что пришла сюда. Мы хотим быть слишком корректными. А вместо признательности...

- Уверяю вас, что я бесконечно благодарен вам за этот визит.

И все-таки она чувствовала что-то неладное. Этот полный широкоплечий человек с короткой шеей, который смотрел на нее наивными, как будто ничего не выражающими глазами, пугал ее.

- В любом случае, - резким голосом проговорила она, - лучше, чтобы вы от меня самой узнали...

- Что вы - первая мадам Куше?

- А вы видели другую?

Мегрэ едва сдержал улыбку:

- Еще нет.

- О, эта будет проливать крокодиловы слезы! Хотя теперь она может жить спокойно... на миллионы, заработанные Куше.

И она внезапно расплакалась:

- Она даже не была с ним знакома, когда он боролся с жизнью, когда ему нужна была женщина, которая могла его поддержать...

Мадам Мартен встала. Осмотрелась, чтобы убедиться, не забыла ли чего-нибудь. Тяжело вздохнула.

- Однако все это не имеет значения, - горько улыбнулась она. - Я, во всяком случае, выполнила свой долг.

Не знаю, что вы думаете обо мне, но...

- Уверяю вас...

Мегрэ трудно было бы закончить фразу, если бы она не прервала его:

- Меня все это не трогает! Совесть моя чиста! Не каждый может так о себе сказать...

Ей чего-то не хватало. Она не знала чего. Она еще раз оглядела комнату, пошевелила рукой, словно удивляясь, что в ней ничего нет.

Мегрэ поднялся и проводил ее до двери:

- Благодарю вас за ваш визит.

- Я просто выполнила свой долг.

Мегрэ, закрыв за ней дверь, подошел к окну и, несмотря на холод, настежь распахнул его. Он устал, словно после трудного допроса преступника. И особенно угнетала его смутная тревога, которую ощущаешь, когда вынужден наблюдать те стороны жизни, какие обычно предпочитают не замечать. А ведь разговор не был ни драматичным, ни отталкивающим. Ничего необыкновенного она не сказала.

На углу письменного стола был раскрыт бюллетень полиции с фотографиями двух десятков разыскиваемых личностей.

"Эрнст Штровитц, заочно приговорен судом города Кана к смертной казни за убийство фермерши на Бенувилльской дороге..."

И пометка красными чернилами: "Опасен. Имеет при себе оружие".

Этот тип не отдаст дешево свою жизнь. Ну что ж!

Мегрэ предпочел бы столкнуться с ним, вместо того чтобы заниматься этой липкой серостью, этими семейными историями, этим пока еще необъяснимым, но, как он угадывал, необычным преступлением.