Снова наступила тишина, прерываемая лишь шипением костра и ночными шорохами. Опять беспокойно вздохнул во сне Евген. Сандр спал тихо, только один раз перевернулся на другой бок. Тихо заржал Толстик. Удавоподобные мерины проигнорировали этот призыв к общению. Тогда рыжий жеребец презрительно взмахнул хвостом и вернулся к поеданию травы.
— А меч, отче, светится потому, — произнес Зезва, — что поблизости чуд. Страховидл.
— Что?! — привстал брат Кондрат. — Уж не думаешь ли ты…
— Не думаю. Сядь, святой отец. Ты не страховидл. Меч на тебя не реагирует. Но посмотри сюда.
С этими словами Зезва осторожно поднялся и поднес слабо мерцающее лезвие к спящим мальчикам. Синий свет усилился. Отец Кондрат зашептал молитву Дейле.
— Мальчики, — произнес Зезва, усаживаясь и пряча меч.
— Дети малые?! Да в своем ли ты уме, сын мой?
— В своем, святой отец. Впрочем, есть одно обстоятельство.
— Какое же?
— Меч светится слабо.
— Это о чем-то говорит тебе, Зезва Ныряльщик?
Зезва не ответил. Брат Кондрат прикусил губу и некоторое время молча смотрел, как огонь пожирает свою деревянную пищу. Оранжевые лепестки пламени настойчиво обгладывали особенно толстую ветку, подложенную Зезвой недавно. Жердь не поддавалась, но огонь не унывал, весело и деловито трещал, захватив ветку в свои объятия, из которых не было выхода.
— Сандр сказал, что они бежали, потому что кто-то хотел убить Евгена, — задумчиво проговорил отец Кондрат, поднимая голову. — Мол, чудище какое-то несколько раз приходило ночью, чтобы расправиться с его сводным братом.
— Сводный брат, — кивнул Зезва, поглаживая рукоять меча. — Отец Сандра давно умер, а его мать долгое время жила вдовой, воспитывая единственного сына.
— А затем появился будущий отец Евгена. Вот только, показалось мне, сын мой, утаивает что-то от нас Сандр, не всю правду поведал отрок, клянусь разящей десницей Дейлы!
— Сандр несколько раз рассказывал матери, что ночью творится нечто страшное, но мать или не верила ему или же просто отмахивалась. И тогда, отчаявшись, Сандр хватает младшего брата и бежит, куда глаза глядят.
— Я, сын мой… — начал было брат Кондрат, но не договорил, потому что мимо них пронеслась какая-то тень. Повеяло холодом. Зезва от неожиданности опрокинулся назад, смешно задрыгав ногами над костром. Отец Кондрат закрылся дубиной, отполз назад. Удивленно заржал Толстик. Мерины хранили спокойствие. Лишь один из них лениво обмахнулся хвостом.
Зезва перевернулся на бок, собрался на земле, облокотился о землю и выставил меч. Брат Кондрат поднял дубину.
На груди безмятежно посапывающего Евгена сидел огромный черный кот. Пушистое грациозное тело уверенно и бесцеремонно устроилось на ребенке. Большие голубые глаза внимательно смотрели на опешивших людей. Зезва сглотнул слюну. Меч засверкал еще сильнее.
— Дейла Защитница, — пробормотал брат Кондрат сдавленным голосом. — Что это такое?
— Как видишь, кошка, — Зезва осторожно уселся лицом к котяре. — Надо же, впервые вижу, чтобы у черного кота были голубые глаза.
— Как небо, — подтвердил отец Кондрат, устраиваясь рядом с Ныряльщиком.
Кот зевнул и прикрыл глаза. Дети по-прежнему спокойно посапывали.
— Может, это их кот? — прошептал Кондрат. — Убежал во время нападения, а теперь вот вернулся к хозяевам.
— Нет, отче, — возразил Зезва. — Меч сверкает как сумасшедший. И…чувствуешь, еще холоднее стало?
— Да, ты прав, сын мой! Так значит, это…
Костер вдруг вспыхнул, да так ярко, что Зезва и отец Кондрат почувствовали, как их обдало жаром. Кот приоткрыл глаза и замурлыкал.
— Ох, смотри, сынок!
Зезва оторвал взгляд от мурлыкающего кота и посмотрел туда, куда указывал схвативший его за рукав брат Кондрат. Широко раскрыл глаза. И было от чего.
Пламя костра взметнулось вверх, заплясало над головами изумленных зрителей. Кот замурлыкал еще сильнее.
Лепестки огня закрутились в воздухе и сложились в оранжевую картину: дом, двухэтажный, покосившийся. Огненные фигурки людей выносят из него что-то.
— Гляди-ка, — пробормотал отец Кондрат, — это ж похороны!
Действительно несколько фигурок несли в руках гроб, а за ними, опустив голову, шла понурившаяся фигура женщины, ведя за руку маленького мальчика. Пламя засверкало, картинка исчезла.
— Это Сандр с матерью отца хоронят… — Зезва выдохнул воздух, покосился на мурлыкавшего кота.
Словно огненный водопад, засверкало пламя и выдало новую картину: огненная фигурка женщины у кровати, в которой спит маленький мальчик. Лепестки закрутились. Новая картина: женщина заносит в дом веретено, она нашла его где-то. Отсылает подбежавшего к ней сына во двор поиграть. Садится, держа в руках веретено.
— Ох, нет, веретено ж это! — прошептал отец Кондрат, сжимая дубинку. — Страховидловское средство…
Зезва не отвечал, захваченный огненным представлением.
Языки пламени переплелись. Вот уже женщина моет веретено в маленьком чане.
— В молоке… — простонал отец Кондрат. — Нет, женщина, нет… Вызовешь…