Снежный Вихрь стоял перед тремя людьми, закутавшись в плащ. Глаза цвета золота молча рассматривали человеков. Затем взгляд рвахела остановился на монахе. Отец Кондрат вздрогнул, но выдержал, так и не опустив ресниц. Зезва кивнул Касперу, и они отошли в сторону, к самой кромке воды. Квакнула одинокая лягушка. Со стороны леса донеслось уханье — это филин, гроза мышей и зайцев, вылетел на ночную охоту.
— Рассказал, отче? — спросил Зезва, когда через некоторое время они сидели у огня и смотрели на мерцающее звездами небо.
— Да, — кивнул брат Кондрат, грея руки, — теперь что же, этот…восьмирукий пойдет убивать Данкана?
— Мы же не рассказали, кто убил его отца, — возразил Каспер.
— Не рассказали, — согласился Зезва, указывая на огонек, появившийся на противоположном берегу. — Видите? Он там. Думаю, рвахел будет идти за нами в Цум. Говорят, короли и тевады собираются встретиться для обсуждения накопившихся, мать ихню, проблем. Для сохранения долбанного мира в славных королевствах Солнечной Зари! Вот и мы, значит, едем домой. А восьмирукий — вместе с нами. Иногда мне кажется, что Ваадж был бы страшно рад, укажи мы ему на убийцу. Хотя…
— Он и сам узнает, верно? — спросил Каспер. — И почему тогда он ушел, не остался ночевать вместе с нами? Вы ж вроде теперь как побратимы, Зезва? Так ведь? Одной кровью помечены, одним боем соединены!
Ныряльщик ничего не ответил, отвернулся. Брат Кондрат покачал головой.
— Почему не остался здесь, с нами, спрашиваешь ты, сынок? Погодь, скажу, почему. Я предложил ему погреться возле костра. Знаешь, что он ответил? Эх, светлоокая Дейла и Ормаз-заступник! Я, говорит, не могу находиться рядом с кровавыми и жестокими чудовищами.
— Это он про кого? — раскрыл глаза Каспер.
— Про людей, — повернулся Зезва, — про нас с вами. И разве он не прав?
В ту ночь они долго не могли уснуть. Догорал костер, возле самого берега елозил сом, а из леса еще долго доносилось торжествующее уханье: то грозный филин нес смерть и ужас полевым мышам.
Был бы мёд, а муха из Элигера прилетит
Ветка гнется, пока молода, вырастет — не согнешь
Мзумские поговорки
Однажды коршун встретил сову.
— Какие у тебя нежные перышки! — восхитился коршун
— А сердце еще нежнее! — похвасталась сова.
— В самом деле? — взмахнул крыльями коршун. — Ну что ж, попробуем тогда!
И коршун бросился на сову, разорвав ее в клочья.
Элигерская поговорка
— Э? Повтори, мальчик.
— Учитель Кондрат, а правда, что Зезва Ныряльщик сам на четверть страховидл?
— Дейла-Заступница! Что это за сказки, сын мой?!
— Ну…люди говорят, отче.
— Люди! Не люди они, а людишки, которым след языки поотрубать! Ну, что смотрите, рты пораскрывав? Не был Зезва на четверть страховидлом, даже на полчетверти…
— Значит, на восьмушку, учитель?
— Молчи, негодник! Я вас научу, как себя вести в классе, школяры! Зезва по прозвищу Ныряльщик — человек и сын человека. Зарубите себе это на носу и…Молча-а-а-ть! Руки на стол, выпрямьтесь, ради Ормаза! Уф! Кай, налей мне воды.
— Несу, учитель!
— Давай сюда…уф, жарко сегодня… И сердце у него человеческое, слышите? Все поняли? Так, вижу, что все. Продолжим. Кай, на чем мы остановились?
— На том, как ткаесхелхи уничтожили лайимаров в Первую Древнюю Эру!
— Да не пищи ты! Голова болит, клянусь милостью Дейлы. Итак…
5. Последняя из Тех
Худощавый мальчик лет десяти зачаровано смотрел, как бродячий акробат в блестящем разноцветном трико ловко жонглирует яблоками, подмигивая и ухмыляясь собравшейся вокруг детворе. Действо так захватило мальчика, что он вспомнил про младшую сестренку лишь когда та дернула его за рукав.
— Пошли, мама и папа будут шердиться, — прошепелявила девочка, щурясь от солнца.
Мальчик вздохнул, еще раз оглянулся на радостно визжащих и смеющихся сверстников, покрепче сжал руку сестренки и побрел по улочке вниз, прочь от торговой площади.
Они вприпрыжку подбежали к родительской лавке. Мальчик ловко увернулся от руки отца, что строго смотрел на него из-за прилавка, заваленного свежей рыбой. Мама всплеснула руками, но тут же повернулась к посетительнице, что выбирала себе рыбину покрупнее.
Дети заинтересовались покупательницей, принялись выглядывать из-за материнской юбки. Раскрыв рот, разглядывали сгорбленную фигуру, трясущиеся руки и уродливое сморщенное лицо. Отец нахмурился и хотел было велеть детям идти в дом, но старуха заговорила, тыкая в рыбу кривым пальцем.
— Вот эту… И эту тоже. Заверни получше, добрая женщина.
— Конечно, конечно, госпожа Миранда, — засуетилась мама. — Сейчас…Давненько у нас не были, а?
— Давненько, — согласилась старуха по имени Миранда. — Я ж в Убике живу, в конце концов. А разве в Убике свежую рыбку отыщешь? Разве что леща из пруда! Вот и приходится старой Миранде в город…Ах, какие славные детки! Ваши?
Смутная, понятная лишь матерям тревога закралась в душу женщины, когда она заметила взгляд древней старухи, обращенный на детей. Подошел, вытирая руки, отец, обнял сына за плечи, потрепал волосики дочери. Миранда улыбнулась, показав желтоватые зубы.