Тень над скульптурой

И он отщипнул зубами еще один кусочек. Последовательно наклонилась к вате она. Координация сбилась. Мир перевернулся вверх дном. Север вытеснил юг, запад – восток… Александр плавно наклонился. Кончики носов легонько столкнулись друг о друга и тут же разошлись, как ударенные электричеством… Тогда была глупая ночь, тогда были виноваты сгустившиеся сумерки. Тогда только показалось…

– Было бы забавно… – растерянно пролепетала она…

Четко обрисовывая тайное желание, Катаев любовно взирал на милые волосы медного отлива, карие глаза, светлую, чистую кожу… Забыв о дыхании, Карина ждала, как будто представ пред судом судьба… Сейчас, или момент безвозвратно упущен… Он отодвинул взгромоздившееся меж ними облачко сахарной ваты, плавно прислонился к девушке всем телом…

– А мне казалось… – сбившимся дыханием защебетала она, так и не договорив.

– Ну?

– Мне казалось, будто в тот вечер почудилось, приснилось…

Темно-каштановая головка застенчиво склонилась на мужское плечо. Александр усмехнулся: вокруг беззаботно болтается еще не созревшая для чувств ребятня, а они, вот, пытаются разжечь, да еще и под надзором голубого неба, искорки любви… Тени деревьев и металлических конструкций постепенно удлинялись, вырастали, сгущались… Он задрал рукав пальто и взглянул на кварцевые часы.

– Пора идти.

– Куда? – истомно выдохнула Карина.

– Обратно.

Домой? – она вскочила на ноги испуганно-ужаленной. В зрачках безумный страх, словно на труп впервые напоролась, поймал мысль Александр.

Катаев с трепетностью сжал маленькие ладошки девушки. Холодная кожа. Видно, страх обуял ею настолько, что она и гневом-то вспыхнуть не в силах, подумал он.

– Ну что ж так переживать… Посидели на лавочке и хватит с нас.

Но она гордо вскинула голову и состроила такой неприступный, гордый вид, с каким, не зная пощады к самому себе, проламывают бастионы во имя собственно выдуманных принципов. Ветер, незаметно накатывающий по несколько раз в минуту крохотными волнами, каким-то чудом умудрился разворошить ее челку.

– Ну раз так… Значит, по домам? – после недолгой паузы наконец выплеснула она.

– А тебя просто так не взять.

– А что ты ожидал? – с вызовом бросила Карина.

– У меня были иные планы, но ты вскочила с таким видом…

– Это с каким?

– С таким испуганным, будто домой тебе попросту нельзя. Будто ты предпочтешь незнакомый кров или, на худой конец, улицу, но только не возвращаться домой.

– Домой, и правда, не шибко-то тянет.

– Тогда следуй за мной…

Он протянул ей руку, приглашая последовать за собой… Они подошли к кассе. Очередь всего из пяти человек, в нетерпении топчущихся на месте.

– Два взрослых на колесо.

Продавщица – женщина с глубокими морщинами, – безынтересно глянув на покупателей, пробила билеты, с трудом сдерживая зевоту в мире безудержного веселья и смеха.

– Куда это мы? – дернула Карина Александра за рукав.

– А ты почти что ребенок…

– Ничего я не ребенок… – с тихой обидой возмутилась она, на что Катаев лишь выразил сердечную улыбку любящего отца.

– Почти что… Тем более, ничего в том оскорбительного нет. Девушка, не утратившая порывы юности и имеющая смелость давать им волю, бесконечно прекрасна…

– Это еще почему?

– Потому как жизнь полна разочарований и тяжестей… Поэтому в жизни выигрывают те, кто радуется всяким пустякам и мелочам.

– Наверное, что-то в этом есть, но…

– Вот и пришли.

Катаев подвел ее к железному корневищу колеса обозрения. Карина запрокинула голову назад – колесо-то вдвое выше девятиэтажки. Он протянул билеты помятому молодому человеку с форменной кепке. Едва выпустившийся со школы, с фиолетовыми фингалами под глазами. Катаев взглянул на Карину: у нее вот точно такие же мешки. Измотанные жизнью юнцы… Они уместились в освободившуюся кабинку, какая медлительной гусеницей поползла описывать окружность. Каждый новый толчок железной громадины все больше и больше возвышал их над Крестовским островом… Оранжевый закат мерцал палитрой красок, разбивал лучи о темные просторы Финского залива, о белые ванты моста…

– Какая красота… – прошептала она, не отрываясь завороженным взглядом от заката, лоснящегося янтарем на крышах, окнах, пушистых кронах деревьев…

– Иногда и не верится, что мы живет вот здесь, среди такого архитектурного художества, правда?

– Правда, – машинально откликнулась она.

– Иди ко мне.

Она очнулась, расплылась в простодушной улыбке. Темно-каштановые волосы отливали звонкой медью. Кончики челки залезали на линию тонких бровей, подчеркнутых коричневым карандашом. В черном платье с кружевами она была чудесно хороша… Она могла бы стать мечтой любого мужчины, начиная от благородного рыцаря и заканчивая последним негодяем…

Вот и весь Петербург на ладони, за каким темная зелень необъятных лесов. Вблизи порта крохотные грузовые корабли, нагрузившие себя прямоугольниками… Катаев нежным касанием подтянул ее подбородок к своему лицу…

Она вдруг тихо заплакала. Прислонилась личиком к мужскому плечу. Горячее дыхание пробирается сквозь ткань мужской рубашки, касается кожи и как будто исхитряется устремиться к самому сердцу с намерением растолковать тому бесхитростную проповедь…