Тускло освещённый лифт доставил Фросю дальше в недра Рейвентауэра. Она вдоволь насладилась, унижая корсаров Пикселя за собственные неудачи, но марафон ненависти ещё не закончился. Решётки раздвинулись, и Пронина зашагала по узкому сырому коридору, едва озарённому натриевыми лампами. Слева и справа тянулись ряды металлических дверей — прочных, как щит штурмовика. Здесь камеры были меньше, чем на верхних уровнях тюрьмы, и лучше защищены — ведь они предназначались для особо опасных врагов Империи.
— Он здесь, — гвардеец Рейвентауэра указал на одну из камер.
Фрося усмехнулась. Стражник поднёс идентификатор к кодовому замку, и дверь с шипением отворилась. Охранительница вошла в крохотную каморку с отделанными кирпичом стенами. Напротив неё висел не кто иной, как Олдос Эпплуорт. Его руки и ноги были диагонально прикованы к стене. Из одежды на охранителе осталось только нижнее бельё, а его некогда холёное тело покрывали следы от полицейских электродубинок.
— Здравствуй, — непринуждённо сказала Фрося. — Предатель.
Эрл Тамберстон взглянул на неё обречёнными, налитыми кровью глазами. В нём едва угадывался тот лощёный джентльмен, который встретил Пронину на посадочной площадке и пригласил на званый ужин.
— О-хо-хо, сучка Императора пришла полаять, — у Эпплуорта остался дух, чтобы так ей дерзить. — Наверное, от бессилия?
Ефросинья отвесила ему хлёсткую пощёчину.
— Расскажи мне об Одержимом. Кто он, откуда, какие цели преследовал?..
— Я не знаю! — оборвал Эпплуорт. — Он вышел на меня совсем недавно!
Пронина снова ударила его по лицу.
— Я действительно ничего не знаю! — выкрикнул эрл Тамберстон. — Он только просил меня помочь с одним делом! С каким — вам и так понятно.
И ещё удар, и на этот раз кулаком. Изо рта Эпплуорта вылетел окровавленный зуб — такой же гнилой, как его истинное нутро.
— Ты был аристократом Рейвенхольда, достойным слугой Империи, — её охватила слепая ярость. — Что же заставило тебя так низко пасть?
Эпплуорт рассмеялся.
— Похоже, ты никогда не любила… — глумливо сказал он.
Пронину передёрнуло. Она вспомнила Мэтта. Парней из Академии на Великородине. Она всякий раз хотела не просто плотской близости, но чувств. Только страсть всё время гасла, не успев по-настоящему разгореться.
— Я надеялась полюбить
Она провела длинным ногтем по груди бывшего охранителя, затем по животу. После чего взяла его рукой за пах. Эпплуорт горько засмеялся — и тут же взвыл от боли.
— Радуйся, что я их не отрезала, — прошептала Фрося. — Я же не дикарка какая-нибудь.
— Пытай меня сколько хочешь, — Олдос пробуравил её ненавидящим взглядом. — Всё равно ничего не узнаешь.
— Не узнаю я — узнает суд, — Ефросинья убрала руку. — Доброй ночи, мистер Эпплуорт. Помолитесь Императору — возможно, Он вас простит.
Она оставила охранителя гнить в камере и направилась к лифтам. После всех этих событий ей так хотелось спать…
Колокол Литтл-Джона возвестил пришествие утра над Рейвентоном. Свинцовые тучи всё так же нависали над рядами готических шпилей, а капли дождя непрерывно стекали с каменных химер и покрытых шипами контрфорсов. Только лучи светила каким-то образом пробились сквозь плотную пелену облаков, и в городе наступил день. Жёлтые огни небоскрёбов в основном погасли. Оживлённый поток флаеров и флаеробусов между домами стал более плотным — многие горожане отправились на работу.
Пиксель трясся на скамье в полицейской машине. Не огневой вроде тех, которые он прежде встречал в этом мире, а транспортной. Бронированный гроб с реактивными двигателями вместил половину из пятидесяти человек корсарской команды. Оставшаяся половина летела на другом таком же флаере. Рядом с Пикселем сидели Босс и Антимон, Михаил и Беггер, Свинтус, Джефф, Хаямура и прочие «космические волки». Всех заковали в наручники. Одни были подавлены, другие — взволнованы, а третьи — невозмутимы и спокойны, по крайней мере, внешне. Больше всех нервничал рулевой из Империи Синто.
Как и вся команда, Пиксель чувствовал голод. Рано утром им дали пустую похлёбку, кусок хлеба и нечто похожее на чай, но всей этой еды будто бы и не было. Даже безвкусная смесь для космических путешественников казалась лучше того тюремного безобразия — по крайней мере, полезнее точно.
Капитан старался держать себя в руках, не проявляя слабости перед командой. Но его мыслей не покидал жуткий — и одновременно грустный образ воскресшего Карла Птитса.
Машины с корсарами на борту сели напротив здания суда, и полицейские распахнули двери. Пикселя и его товарищей дубинками, почти как скот, погнали в сторону входа, где уже собралась толпа.