Тень олигарха

— Случилось что? — сонный Денисов таким взволнованным флегматичного однокурсника не видел никогда.

— Сегодня ночью убит господин Омаров.

— Иди ты…

— Там, в пустыне, была перестрелка, в него стреляли, шесть пуль попало…

— А брат его?

— Какой брат?

— Сафаров!

— Не знаю я никакого брата! Умоляю!

— Вот это карма настигла… Неожиданно! — сказал Володя, заваривая зеленый чай.

— В посольстве шмон, если выяснится, что я вам помогал, это же… У меня будут неприятности! Все, первым же рейсом, Игорь, я тебя умоляю! — прошептал Пивцов.

— Спокойно, Коля, дружище, не дрейфь. Мы улетаем… — моментально проснулся и собрался с мыслями капитан Денисов.

Часа через три объявили посадку на рейс, Володя взял саквояж и поплелся за Денисовым к нужному выходу, вдруг зачем-то обернулся, может быть, чтобы окинуть взглядом дорогие витрины дьюти-фри (эх, ничего жене не купил!), и уставился на газетный киоск. Возвратился, чтобы купить свежую прессу, и догнал капитана.

Самолет уже взлетел, когда Лисовский-младший закрыл глаза, вспоминая нелегкое знойное путешествие, слет зеленых, Каддафи, виски Энди и Омарова. Гибель его — это чья-то месть или свершившаяся справедливость? Думал, пытаясь заснуть, но не смог. Развернул газету, она была на арабском. Он, конечно, ничего не понял, но на первой странице зияла большая фотография убитого человека, завернутого в белую простынь с небольшими темно-бурыми пятнами крови. На изображении была отчетливо видна рука с татуировкой черепахи.

— Игорь Михайлович, смотрите, это не Омаров. Он жив!

— Господи, Энди… Слишком много пил и говорил…

— Когда следишь за кем-то, не думаешь, что на самом деле за тобой следят…

Первый встречный

Июль, 1997 год, Минск

Прошло два года.

В опустошающей усталости Степан Алексеевич вернулся с рыбалки в свою городскую холостяцкую квартиру к полуночи, уж больно не было сил добираться до дорогого загородного дома. Да и не на чем. Проспав до полудня, встал, скинув с себя грязные одежды, прошел в ванную, едва не зацепив крючки от удочек, что валялись тут же, на полу, и высокие резиновые боты. Фадеев вспомнил вчерашний длинный день и все, что случилось. Он не был заядлым рыбаком, более того, ненавидел чистить свежую пойманную рыбу и вообще ее запах. И все же порой надо было совладать со своими привычками и идти на компромисс ради общения с нужными людьми, с которыми не хотелось даже парой слов перекидываться, но ради собственного благополучия приходилось терпеть общество высокопоставленных чиновников, от коих порой зависела и его депутатская неприкосновенность.

Одно нравилось Фадееву в рыбалке — молчание, когда сидишь в лодке или на берегу, молчишь, глядя на поплавок, поймаешь на червячка окуня или плотву, а думаешь о своем. Идиллия заканчивается, как только рыбацкий компаньон решает отпраздновать удачный улов, ежеминутно поднимая тосты за здравие, удачу или что-то там еще, и начинает разговоры по душам.

Вот и вчера, сидя в резиновой лодке, они медленно двигались по течению навстречу прохладному ветру. Вечерело. Над чистым озером спускался густой туман, кричали чайки, пытаясь ухватить рыбешку, и назойливые комары окружали со всех сторон. Стрельцов выловил большую щуку и вдруг заговорил:

— Степан Алексеевич, научите меня, как можно за депутатский мандат построить эдакий загородный дом? У вас какой-то особенный мандат? Или бизнес подпольный? Сын почему не с вами? Или он не ваш? Почему же у него отчество иное?

Фадеев прекрасно понимал, что спокойствие его всецело зависит от надоедливого и занудного Стрельцова, сующего нос, куда не следует, неповоротливого и чванливого, а главное — правильного, временно исполняющего обязанности генерального прокурора, который с какой-то стати стал интересоваться не насыщенной общественной жизнью в комиссии, а личным бизнесом и непростыми его семейными отношениями, однако, не желая ссориться, просто отшучивался:

— Вадим Григорьевич, вам-то что за дело? Может, я в лотерею выиграл!

— Об этом я узнал бы раньше вашего! — улыбался в ответ Вадим Григорьевич саркастически.