Тень от загородного дома

— Ты обязана делать все, что я потребую. Я, конечно, могла бы с помощью гипноза заставить тебя делать это, но я хочу, чтобы ты поступала осознанно. Ты должна понимать, что делаешь. Все для того, чтобы ты увидала, как безнадежно плохи твои представления о жизни. Ты не так давно спасла мне жизнь, и я благодарна тебе за это. Но я не уверена, что ты спасала бы меня, если бы тогда уже знала меня настоящую. Поэтому сейчас перед тобой будет выбор. И ты должна поступать правильно. Вот Дарья вела себя неправильно. А ведь могла бы еще долго жить. Мне будет ее не хватать! — На лице появилась маска сожаления.

Между тем Ольге эта маска говорила, что Римма не сожалела о содеянном. И вообще, вряд ли была способна на это. Печально. Все было печально, но, очевидно, уже непоправимо. Корозова вздохнула. И точно в подтверждение ее мыслям, Дригорович брезгливой гримасой искривила красивое лицо, провела руками по красивым бедрам, и ее отчетливый сухой голос, как стук деревяшки, хлестнул по ушным перепонкам Ольги:

— Я никогда ни о чем не сожалею. Расходовать себя на сожаления лишено всякого смысла! Нет, я не болею подобными слабостями.

Чем больше Ольга постигала Римму, тем большая тяжесть ложилась ей на сердце и тем больше ей становилось страшно за себя. Ведь уверения Дригорович могли в любую секунду лопнуть, как мыльные пузыри. Ибо ее требования могли быть неприемлемыми. Прежде чем продолжить разговор, Римма некоторое время помолчала, потом прошла по комнате и подступила к жене Глеба близко — так, что та уловила ее дыхание, и это дыхание обдало ледяным холодом:

— Ты должна понять сама, зачем ты мне нужна, — ты же не глупая. С тобой я хочу поступить так же, как хотела поступить Дарья: продать тебя Корозову. Он у тебя романтик, готов выложить за тебя большую сумму. А никакая женщина не стоит того, чтобы за нее платили деньги. Что, например, в тебе есть такого, за что надо платить большие деньги? Или что, например, во мне есть, что стоило бы каких-то денег? А мужики выкладывают всё. И надо это брать, пока есть молодость. Сегодня за тебя еще заплатят деньги, а завтра никто и ломаного гроша не даст.

Осознавая свое бессилие перед Риммой, Ольга молчала. Да, при помощи гипноза та могла управлять ее волей, но добровольно соглашаться с Дригорович Ольга не считала для себя допустимым.

— Нельзя же, в конце концов, все мерить на деньги, — возразила она.

— Ты заблуждаешься, Ольга, — усмехнулась Римма. — Деньги — это мерило человеческих ценностей. Сегодня без денег нет жизни. Что за жизнь без денег? А что за жизнь без риска, без крови, без смерти? Такая жизнь не для меня!

Пытаясь вызвать страх за ее собственную жизнь, Ольга напомнила:

— Тебя тоже могут убить.

В ответ прозвучал равнодушный голос:

— Значит, не хватило ума, чтобы выжить.

Новый Ольгин вопрос Дригорович не захотела слушать, поднесла ладонь к ее губам и сухо отрезала:

— Все. Хватит вопросов. Поговорили. Я твою жажду утолила. Теперь ты знаешь очень много. Теперь приготовься поработать на меня. А сейчас иди позавтракай. Полина сказала, что вчера продержала тебя голодной за то, что ты себя неправильно вела. Не пытайся отсюда убежать. С Полиной тебе никогда не справиться. Я думаю, ты это уже сама поняла. Ну а против меня ты абсолютно беспомощна. Мне даже Дарья не смогла ничего противопоставить. Тебе придется пожить здесь несколько дней, а потом Корозов получит тебя, если очень захочет. Ну а если не захочет, тогда не обессудь.

И что означало ее «не обессудь», поставило Ольгу в тупик. Она могла только догадываться. И эти догадки ничего хорошего ей не сулили. Впрочем, не было особой веры и в то, что при выполнении Глебом условий Риммы все закончится хорошо. Выражение глаз Дригорович этого не подтверждало. С этой минуты Ольга видела в ее глазах только пустоту и безучастие.

— Это твоя благодарность за то, что я спасла тебе жизнь?

— Можешь думать и так, если это тебя утешит.

17

Прошло несколько дней, в течение которых ничего не происходило. Из квартиры никто не выходил и с Ольгой разговоров не вел. И хотя в пределах комнаты никто ее ни в чем не ограничивал, все сильнее давило состояние обреченности и какого-то мертвого холода. Она словно сидела в одиночной камере и была приговорена к высшей мере наказания. Римма больше не замечала ее и пресекала попытки завести разговор. А Полина, когда звала в кухню поесть, смотрела, как на нечто никому не нужное. Кормили ее отдельно, и это еще больше тяготило. Быстро поев, она опять скрывалась в комнате. От всего этого можно было волком завыть. После нескольких дней сидения на месте Римма, позавтракав с Полиной, наконец, произнесла:

— Пора, Полина. Паузу мы выдержали. Надеюсь, довели Корозова до точки кипения. Думаю, нервы у него на пределе. Теперь он должен согласиться на все. Сегодня во второй половине дня выйдешь в город и позвонишь ему, сообщишь мои условия. — Помолчала немного. — Хотя условия придумала Дарья. Иногда и она была кое на что способна. Пускай теперь после смерти поработает на меня, коль не захотела работать живой.