Тень Отца

Иосиф знал историю своего рода, неоднократно слышал пояснения этого пророчества. Но теперь во сне его поразило слово «дева»… Конечно, дева — это та, которая еще не стала женой… Слово «беременная» звучало как противопоставление. Учители объясняли, что пророк говорит об Авии — жене Ахаза. Ахаз был злым и безбожным царем — одним из наихудших из рода Давида. Он поклонялся чужим богам. За обещание помощи он продался ассирийскому царю, отдал ему золото храма, признал его богов и отрекся от Всевышнего. Он способствовал опустошению и гибели израильского царства. Его не волновала неволя братьев.

Правда, Езекия, сын Ахаза и Авии, оказался другим человеком. Он старался исправить то, что разрушил его отец. Езекия отрекся от чужих богов и вернулся к поклонению Всевышнему, восстановил Его храм. Хотя он и не был силен, но не поддался угрозам ассирийского царя разрушить Иерусалим и не был сломлен в своем сопротивлении. Езекия спас веру в Иудее, сохранил царство Давида. Однако почему пророк называл Авию «девой беременной»? Ведь она была не девой, а женщиной, женой Ахаза…

И вновь Иосифу снилось, что он на лугу, — на том самом лугу, на котором находился на самом деле. Над ним была ночь, а в сердце печаль, горечь поражения и чувство опустошенности. Не было никого, с кем бы он мог поделиться своей болью. Иосиф почти не помнил своей матери; общий язык с отцом был утрачен, когда он достиг возраста, в котором должен был найти себе жену. Несмотря на дружбу со многими людьми, он с детства был одинок. Иосиф должен был сам решить, как ему поступить, — и за себя, и за нее…

«Я уйду, — объяснял он себе во сне, — я должен уйти, должен всю вину взять на себя. Ей будет тяжело, она останется одна с ребенком, но люди ей помогут. Она найдет себе кого-нибудь, а если даже и не найдет, по крайней мере, у нее будет ребенок. Ребенок для женщины — это целый мир. Я же, куда бы ни пошел, везде себе найду работу плотника. Я уже ничего не буду ждать, никогда у меня не будет жены, не будет сына… Жизнь станет одним лишь воспоминанием… Но так нужно… Я должен ее спасти!»

Кем была Авия? — мысль из сна вернулась обратно, к воспоминанию о матери царя Езекии. Древние книги ничего о ней не говорили. Кого привлек на свое ложе развращенный прадед? Может быть, она была дочерью какого-то чужестранного правителя? И именно ее беременность должна была стать знаком?.. В том, что жена рожает мужу сына, нет ничего необычного. Безбожному мужу она должна была родить богобоязненного сына… Но почему «дева»?

Вдруг его, словно молния, поразила мысль. Она была такой внезапной, что он даже проснулся. Ему представилось, что те слова, которые он читал в синагоге и которые теперь возвращались в его сознание, были адресованы непосредственно ему — исключительно ему. Событие, которое описывал пророк, касалось его рода. Собравшиеся в синагоге люди слушали слова пророчества, как страницы древней истории. Но для него это пророчество не могло быть просто историей, одной из многих. Эти слова были обращены к нему! Они были знаком для него!

Иосиф не мог больше лежать. Вокруг была глубокая ночь; скопившиеся на небе звезды сыпали на землю серебристо–зеленую пыль. Сделалось очень холодно. Иосиф потер ладонями замерзшие плечи и, как мог, завернулся в куттону, ведь он не взял с собой плаща. Сон отлетел; его мысль работала лихорадочно.

«Знак для меня?.. Какой знак? Что общего в истории прабабки с тем, что пришлось на мою долю. Я решил уйти, потому что не нахожу иного выхода. Уже больше никогда я не увижу Мириам. Я бы не смог на нее смотреть. Ведь если бы посмотрел, то просто не поверил бы в очевидное. Надо быть помешанным, чтобы не верить тому, что говорят глаза и уши. Но, несмотря на это… Значит, я должен уйти. Должен бежать. Да, но я ведь не сделал ничего плохого! Почему я должен бежать, словно трус, который боится наказания? Если я убегу, то все меня будут считать недостойным человеком. Но только так я могу спасти ее. Ведь я не могу ее обвинить. Я должен отречься от нее и от своего доброго имени…»

— Не бойся, возьми ее в свой дом…

Иосиф услышал эти слова, будто кто-то громко произнес их рядом. Он резко обернулся, но вокруг ничего не изменилось. По–прежнему была ночь, серебристая и холодная. Звездное сияние было таким светлым, что он видел все вокруг и видел, что никого не было. Поблизости рос только белый цветок с сильным ароматом. Иосиф до этого не замечал его. Впрочем, цветок мог быть примят к земле и только с наступлением ночи выпрямиться и раскрыть лепестки.

Иосиф свернулся калачиком, пытаясь найти тепло в собственном теле. Он снова заснул. Во сне цветок вырос, стал огромным, склонился над ним и произнес: