Тень Отца

Иосиф не беспокоился бы так сильно, если бы сейчас рождался его собственный сын. Он знал, что тот был бы таким, каким бы он сам его воспитал. Иосиф был уверен, что смог бы передать сыну свои чувства. Но Он не его сын… Он Тот, Кого посылает Всевышний. Он приходит, чтобы выполнить Его волю. Иосиф сам ничего другого не желал. Он ждал призыва Всевышнего. Когда он прозвучал, Иосиф пошел за ним, хотя ему и велено было отречься и от девушки, которую он нашел, и от мечты о своем сыне. «Я не понимаю, — думал Иосиф, — но если Он этого требует…»

Иосиф прислонился всем телом к скале и закрыл глаза. Вокруг царила все та же тишина, полная притаившихся призраков. Неожиданно залаял пес. Иосиф открыл глаза и резко заморгал, как будто его ослепил солнечный свет. Солнца не было, ночь не перестала быть ночью, но стала еще светлее, чем прежде. Свет, струившийся до этого от звезд, теперь, казалось, исходил со всех сторон, словно излучаемый землей, горами, кустами. Все вокруг будто пылало. Он почувствовал, что его окружает аромат цветов, — а ведь мгновение назад их не было. Теперь он увидел целые поля цветов. Всюду, куда он только бросал взгляд, раскрывались их большие белые венчики…

Из-за спины он услышал голос Аты:

— О Иосиф, радуйся! Радуйся! Это мальчик! У тебя сын! Он родился счастливо. Какой он прекрасный! Твоя жена зовет тебя…

То ли ему показалось, то ли действительно в слове «жена» прозвучало какое-то необыкновенное уважение. Он вбежал в пещеру. Костер дымил, как и раньше. Дым щипал глаза. Сквозь дым, как в тумане, он увидел склонившуюся над яслями Мириам — туда, под склоненные головы животных, она положила Родившегося. Иосиф наклонился. На соломе лежал Младенец — обыкновенный человеческий ребенок. У Него были закрыты веки, которые Он, казалось, силился открыть. Его маленький ротик был раскрыт, словно в поисках чего-то. Он ничем не отличался от тех новорожденных, которых Иосиф видел в своей жизни. Маленькие посиневшие ручонки, сжатые в кулачки, не тянулись за мечом. Младенец был маленьким и слабым, нуждался в заботе. Вол с ослом смотрели на ребенка сверху, словно с выражением ласкового сочувствия. Пес взобрался передними лапами на ясли и лизнул поднятую маленькую руку.

— Посмотри на Него, Иосиф, — шептала Мириам. — Какой Он очаровательный!

— Самый очаровательный, — подтвердил Иосиф.

— Мы назовем Его Иисус. Ты позволишь, правда?

— Мы назовем Его так, как ты захочешь.

— Наш Иисус, — шептала Мириам, — наш Сын…

Иосиф приподнял Младенца. Он был легонький. Весил, казалось, не больше тех лоскутков, в которые был обернут. Древний обычай требовал, чтобы отец взял сына и положил его себе на колени. Улыбающиеся глаза Мириам говорили о ее согласии. И Иосиф последовал древнему обычаю. Глядя на лежавшего на его коленях Младенца, он испытал дивные чувства. Незадолго до этого он чуть ли не бунтовал против Новорожденного, а теперь ему было стыдно за эти мысли. Родился не великан, рвущийся в битву, — Иосиф держал в руках нежное и хрупкое тельце. Крохотные ручки находились в постоянном детски неосмысленном движении. Вдруг открылись сомкнутые веки Младенца, и Иосиф увидел Его темные глаза. Он смотрел вопрошающе в эти глаза, но ребенок, как обыкновенный новорожденный, смотрел куда-то в пространство, шевеля губами.

Иосиф встал и положил Его обратно в ясли. Мириам укрыла Его лоскутом, оторванным от куттоны. У них ничего не было, чтобы завернуть ребенка, — так они были уверены, что всё получат от родных Иосифа.

Несмело, переполненный какой-то новой для него нежностью, Иосиф прикоснулся к голове Мириам, склоненной над яслями.

— А сейчас, — сказал он, — тебе надо отдохнуть, выспаться. Он тоже хочет спать. Ата присмотрит за Ним. Я буду рядом. Будь спокойна: я не сомкну глаз, буду бодрствовать.

Она повернула к нему лицо, погладила его тыльной стороной ладони по щеке и шепнула:

— Я знаю, что ты будешь бодрствовать.

— А ты спи.

— Я буду спать. — Она уже положила голову на солому, как вдруг спросила: — Ты будешь Его любить?

— Разве я мог бы Его не любить?

— Ты прав: не мог бы. Ни ты, ни кто-либо другой… Но ты, — она пальцем коснулась груди Иосифа, — ты должен быть отцом. Это наш Иисус…

Она еще раз улыбнулась и закрыла глаза. Через мгновение она уже спала. Иосиф сел возле яслей. Опершись головой на руку, он смотрел на спящее Дитя. Дым по–прежнему щипал глаза. Пес улегся возле его ног. В тишине было слышно дыхание людей и животных, временами потрескивал огонь.

26

Все-таки усталость взяла свое, и Иосиф задремал. Наверняка, это длилось недолго. Его неожиданно разбудили грубые голоса. Тотчас он открыл глаза. Какие-то люди стояли у входа в пещеру и о чем-то говорили. В ночной тишине их голоса звучали странно и угрожающе. Говорила также и Ата. Казалось, она о чем-то просила. Затем Иосиф услышал, как Ата позвала его:

— Иосиф, встань! Иди сюда! Я не знаю, чего они хотят.