Не так просто было добраться до Аскалона. У Мириам была повреждена нога. Три дня они провели в пересохшем русле горной реки, ожидая, пока нога Мириам перестанет болеть. Оставив Мириам с Иисусом одних в пустынном месте, Иосиф с огромной тревогой отправился в ближайшую деревню, чтобы купить еды.
В тесной пещере, где они нашли укрытие, Иосиф отсоединил одно из звеньев цепи, подаренной Бальтазаром, и разбил его на пластинки, чтобы расплачиваться ими за еду. Денег у них не было; но Иосиф боялся ненароком выдать, что обладает ценной цепью.
За небольшой кусочек золота ему удалось купить еды. Он осторожно спросил крестьян, не слышали ли они, чтобы царские солдаты кого-то искали. Но земледельцы, занятые лишь своим трудом, ни о каких поисках не слышали.
Наконец, Мириам почувствовала, что нога болит меньше, и можно было двигаться дальше. Ночью по бездорожью Иосиф повел своих родных к Ашкелону, который греки называли Аскалоном.
Родной город Ирода, лежащий на берегу Великого моря*, был окружен особой заботой царя. Ирод приказал построить в городе многочисленные сооружения, среди которых были великолепные термы и огромный стадион, окруженный целым лесом скульптур. Он также пожелал достроить и сделать еще более красивым храм покровительницы города, богини Афродиты, почитаемой греками и сирийцами. Для себя он построил дворец, в котором останавливался по крайней мере раз в год, как правило, в дни празднования в честь Афродиты. Тогда ей приносились богатые дары от его имени.
Из-за культа Афродиты Аскалон был презираем во всей Иудее. Большинство жителей города составляли греки и сирийцы, но были и иудеи. Бразды правления находились в руках греков; они даже имели признанное царем самоуправление. Иудеи, за исключением богатых купцов, проживали в собственном районе. Там селились в основном бедные ремесленники. Здесь, в Аскалоне, жил знакомый Иосифа, ткач Аттай, которому он когда-то помог и который, по собственному признанию, хотел его отблагодарить. Иосиф не видел Аттая несколько лет, но был уверен, что тот предоставит им убежище. Когда Иосиф оказался в иудейском районе, прохожие сразу же указали бедный домик Аттая. Это была темная, душная и пыльная лачуга. Аттай ютился там вместе со своей женой и девятью детьми, оборванными и голодными. В доме царила нищета. Аттай был болен: он кашлял и его лихорадило. Он не мог много работать. Детям приходилось попрошайничать.
Несмотря на нужду Аттай сразу же принял Иосифа, но не мог ему ничего предложить, кроме темного угла в грязной избе. Скорбно разведя руками, он сказал:
— Ты сам видишь, как я живу. Я бы ничего не пожалел для тебя и твоей семьи, но у меня самого ничего нет. Болезнь сидит вот здесь — он прижал руку к груди — и не дает работать. У меня, правда, есть заказы на корабельные канаты. Но едва я начинаю их плести, меня душит кашель; я не могу спать. О пропитании тебе придется заботится самому. А собаку прогони. Какая польза от нечистого животного?! Еще кого-нибудь укусит.
Мириам решительно запротестовала. Она любила животных, к тому же привязалась к псу, особенно когда они вместе с Иисусом укрывались одни в пещере в русле горной реки. Пес был верным другом и защитником. Несколько раз он отгонял бродивших поблизости шакалов. Иисус к нему очень привязался и не засыпал, если пес не ложился рядом, свернувшись в клубок.
Аттай морщился:
— На что он нужен? Зачем он? С ним много хлопот, он много ест, а если нечего есть, таскает еду у людей. Говорю вам, прогоните его.
— Позволь, Аттай, ему остаться, — просил Иосиф, видя умоляющий взгляд Мириам. — Мы пробудем у тебя недолго.
Ткач пожал плечами.
— Ну, если вы скоро уедете… Только смотрите за ним хорошенько.
На следующее утро Иосиф отправился на рынок Аскалона, где хотел купить немного еды и расспросить про дальнейшую дорогу. Он ходил между лотками, когда неожиданно до его слуха долетели слова, потрясшие его.
Какой-то человек, окруженный толпой, энергично о чем-то рассказывал. Из толпы до Иосифа донеслось, словно выкатившаяся из-под ног монета, название родного города и заставило его присоединиться к слушавшим и даже протиснуться в середину.
Человек, собравший вокруг себя толпу, был невысокий, рыжий и ободранный. Он производил впечатление жулика. Говоря, он живо жестикулировал, произнося отдельные слова с пафосом, словно для большего эффекта. Когда он говорил, его взгляд беспокойно бегал во все стороны.
— Таким образом, они убили всех. Понятно? — он повысил голос. — Истребили весь царский род! Уже не будет потомков Давида!
Слушатели кивали головами, повторяли услышанное стоявшим позади. Иосиф слушал с ужасом, с которым соединялись боль и гнетущее чувство огромной вины. Забыв об осторожности, он пробился сквозь толпу поближе к рассказчику и схватил его за плечо.
— Я не слышал всего твоего рассказа, — произнес он взволнованно. — Повтори! Что произошло в Вифлееме?
Рыжий бродяга резко отпрянул, пытаясь вырваться из рук Иосифа.
— Чего ты хочешь от меня? Пусти! Я ничего не знаю ни о каком Вифлееме. Я ничего не говорил…
— Ты рассказывал о том, что произошло в Вифлееме…