Тень победы

— Хорошо, — обрадовался Белов. — Как думаешь, когда нам надо выезжать?

— Нам надо быть в Нью-Йорке самое позднее — за неделю до поединка, а лучше — за десять дней. Иначе Сергей не справится с акклиматизацией и сменой часовых поясов.

— Ладно. Договорились. Через две недели вылетаем в Москву. С визами проблем быть не должно — федерация профессионального бокса подаст письменную просьбу в Госдепартамент США. Все пойдет по плану.

Белов развернулся и уже хотел было уйти, но Ватсон остановил его.

— Саша! Да?

— Я… Хотел тебе сказать… То есть, спросить… Словом, ты не сердишься, что я тогда не поверил во всю эту затею?

Белов беззаботно улыбнулся.

— Ну ведь поверил же?

— Сейчас — да, — кивнул Ватсон. — А тогда, месяц назад — нет. Мне это казалось чем-то несбыточным. Невозможным.

Улыбка медленно сошла с лица Белова, он стал серьезным.

— Нет такого слова, Ватсон. Все возможно, надо только хорошо постараться. И во всем идти до конца. — Он задумался, словно вспоминал нечто, доставлявшее ему радость и боль одновременно. — Побеждает тот, кто никогда не сдается, — произнес он слова Фила, пожал Ватсону руку и пошел прочь по аллее.

— Ты же никогда не сдаешься, — сказал вполголоса Ватсон, глядя Белову вслед. — Наверное, поэтому все время побеждаешь.

XXXIV

Две недели пролетели незаметно. Настало время уезжать: сначала — в Москву, оттуда в Нью-Йорк. Ватсон стал понемногу сдвигать тренировки. Он заставлял Сергея позже ложиться и позже вставать, прибавляя каждый день по часу. Теперь Степанцов просыпался в восемь вечера и тренировался ночами. Его могучий организм выдержал и, эту нагрузку.

Ватсон сделал это не случайно. Он хотел, чтобы Сергей, очутившись в Нью-Йорке, как можно быстрее привык к смене биоритмов. Двенадцатичасовая разница во времени не должна была сказаться на его боеспособности; нельзя было оставлять Пейтону даже надежду на превосходство.

В день отлета Белов, желая укрепить боевой дух Сергея, организовал прощальный обед. Правильнее было бы назвать его прощальным завтраком, поскольку было всего девять утра. Степанцов и Гудков только что закончили спарринг. Лицо у Николая было уставшим, все тело болело, и он даже не надеялся, что ему удастся впихнуть в себя хоть кусочек.

Мощные удары по корпусу сотрясли все внутренности, и желудок сворачивался при одной только мысли о предстоящей трапезе. Степанцов, наоборот, выглядел бодрым и свежим — как обычно выглядит человек, занимающийся любимым делом, к тому же, если это дело у него хорошо получается. Он вышел из душевой, и Ватсон заставил его надеть толстовку из плотной ткани и шерстяной спортивный костюм.

На втором этаже спортшколы были составлены в один длинный ряд столы. На белоснежной скатерти стояли различные салаты, закуски, соленья. Центр занимало огромное блюдо с горячими пирожками. Вокруг стола хлопотали Светлана, Лайза, Лукин и Шамиль.

Тренировки у мальчишек были отменены еще три дня назад, когда они стали пересекаться по времени со спаррингами Степанцова. Но пацаны не возражали:

они понимали, что лежит на чашах весов.

На улице раздались звонкие голоса; это стали собираться воспитанники Сергея (и Федора, конечно же). Мальчишки наперегонки взбегали по лестнице и рассаживались за столами.

На улице, в тылу здания, дымил двухведерный самовар. Когда-то покойный Шамиль выкупил его в пункте приема цветного лома, выправил, заново пропаял, облудил и начистил до зеркального блеска… Федор, учитывая торжественность момента и количество гостей, настоял на том, чтобы принести самовар в спортшколу.

Вскоре подъехал Белов. Он вылез из машины, Витек за ним следом. Они последними вошли в зал. Вся команда была в сборе; можно было начинать.

Степанцова посадили во главе стола. Уловив затылком легкий сквознячок, Ватсон нахмурился, выбрался из-за стола и плотно затворил распахнутое настежь окно позади Сергея. Затем для верности повесил ему на шею вместо шарфа красное махровое полотенце.

Степанцов спокойно воспринял это проявление заботы. Никому из присутствующих и в голову не пришло смеяться или шутить, все понимали, что поставлено на карту. Сергей потянулся было за пирожками, но Ватсон ловко подсунул ему тарелку с куриной грудкой, приготовленной на пару, и горсткой риса. Затем, сжалившись, подвинул соусник с соевым майонезом.

Белов сел справа от Степанцова, Ватсон — слева. Федор принес закипевший самовар. Лайза и Светлана накладывали сорванцам полные тарелки. Злобин, исполнявший обязанности начальника охраны, скромно пристроился у стены, как бедный родственник. Белов сделал ему знак рукой.

— Витек, садись! Поешь.

— Попробуйте пирожки, Витя! — ласково сказала Светлана, накладывая ему полную тарелку.

То ли случайно, то ли по иронии судьбы, но перед Беловым и Ватсоном оказались тонкостенные стаканы в мельхиоровых подстаканниках, взятые в тренерской. Им это ровным счетом ничего-не говорило, а для Степанцова явилось неким символическим знаком.

Он еще не забыл привычки своего прежнего тренера, Савина.