Тень правителей

— Да пошёл ты!.. — зло сказал я. — Врезать бы тебе по печени. Только я в гостях хозяина не бью, тем более пенсионного возраста. Мне ехать пора, где тут такси вызвать?

— Я вызову, — сказал Николай и вышел из кухни.

Я сидел, уставившись в окно, и пытался разобраться в нахлынувшем на меня бешенстве. Похмелье, конечно, сыграло свою роль, но гораздо неприятнее было осознавать, что слова Николая задели некую струну в моей душе, которая болезненно заныла своим дурацким вопросом: «Каково же твое место в этой жизни?» Как это ни глупо, в моей памяти замелькали самые разные эпизоды, какие-то случайные встречи и даже обрывки разговоров с людьми, которых я совершенно не помнил, а может быть и не знал. В этом суетном мельтешении я настойчиво пытался увидеть собственную правоту.

— Через десять минут приедет, — Николай вернулся на кухню. — Кофе сварить?

— И всё-таки ради чего? — сказал я. — Жить затворником, презирать людей, искать книжный образ вместо человечьего? Ты надеешься, как очередной безумец, создать грандиозный план переустройства мира. Венец распятого Христа покоя не дает?

— Нет, — сказал Николай. — Хотя вот кто уж был высокомерен, так это он. Висел себе на кресте и думал: «Я вам не какой-нибудь Варрава. Захочу и воскресну».

— Мерзкая трактовка, — сказал я. — Я хоть и атеист, но вместе с инквизицией дровишек в твой костёр подбросил бы.

— Закончить жизнь в компании с Джордано Бруно — не самый плохой вариант, — сказал Николай. — Я хоть и воспитан на брехтовском театре, но приспособленчество Галилея меня никогда не вдохновляло.

— Ты не ответил. Ради чего?

— Я не знаю, — сказал Николай. — Я так живу. Как в математике, достаточное условие для существования гипотезы. Истина тем и хороша, что её никто не знает. Внушает оптимизм, что лучшее всегда впереди.

— Лучшее враг хорошего, — сказал я. — Это ведь кто-то из твоих говорил?

— Это Демокрит говорил, — сказал Николай. — Тот, который первым придумал атом. История лишь умалчивает о том, что сказал он это перед тем, как прыгнуть в пропасть. Водку на посошок будешь?

Вдруг по всему дому зазвучал приятный женский оперный голос. Я вздрогнул от неожиданности.

— Это домофон, — сказал Николай. — А точнее, телефон. Я телефон в домофон вмонтировал, эффект громкоговорящей связи. Подожди-ка. — Он вышел в коридор к входной двери.

— Такси вызывали… Через три минутки будет. Чёрная «тойота», номер… — заскрипел в динамике голос оператора.

Я тоже вышел в коридор.

— Ну, ладно! Я поехал. Приятно было познакомиться. Извини, если что ляпнул не по делу…

Вдруг мне стало очень грустно. Николай, хоть и был довольно высокого роста, показался мне маленьким, каким-то сдавленным, и вроде как пиратская бандана смотрелась скорей кургузым ночным колпаком персонажа из комедий Мольера.

Мы вышли во двор. Солнце палило нещадно.

— Сковородка! — сказал я. — Не припомню в Москве такого безумного лета.

— Жарко! — ответил Николай. — Тебя провожу и приму ледяную ванну.

— Ты поаккуратнее, — сказал я. — Сердце там и всё такое.

— Всё отлично, — сказал Николай. — Помирать пока не входит в мои планы.

Мы подошли к автомобилю.

— Ну… — я расправил плечи и выпрямил спину. — Может, ещё когда увидимся…

— Подожди минуту. Я быстро, — сказал Николай и скорой походкой пошёл в дом.

Через минуту он вернулся и протянул раскрытую ладонь. На ладони лежал сероватый гладкий, без единой прожилки, камешек.

— Лунный камень, — сказал Николай. — Самый настоящий. Доставлен на Землю одной из экспедиций. Я его в музее космонавтики спёр. Некрасиво, конечно, экспонаты воровать, но очень мне хотелось прикоснуться к необитаемому миру. Дарю! Счастья он, конечно, не приносит, но что-то завораживающее в нём есть.

— Как-то неудобно, — сказал я. — Он, наверное, сумасшедшие деньги стоит.

— Бери! — сказал Николай. — Дарить подарки старомодная, но очень симпатичная традиция. Рад был с тобой познакомиться. И удачи тебе в этом бушующем мире. — Он резко развернулся, дошёл до забора, повернув голову, кивком ещё раз попрощался со мной и захлопнул калитку.

Я сел в машину.

— Кум? — спросил водитель.

— В смысле? — переспросил я.

— Я говорю, кум ваш?

— Почему кум? — сказал я.

— С отцом так не напиваются. Для брата или мужа сестры староват. Я на психфак готовлюсь поступать, вот и провожу самостоятельные тренинги. Извините, если что не так…

— Ничего, всё нормально, — сказал я. — Дядя. Самых честных правил. Приболел тут не на шутку, вот я и поддерживаю, во всяком случае, морально.

— Трудно с этими больными родственниками, — сочувственно произнёс водитель и тронулся с места. — Они как чемодан без ручки: и бросить нельзя, и тащить тяжело. — И, замолкнув до конца поездки, он погрузился в бездонную пропасть психоанализа…

Я вновь оказался в этих краях в конце января наступившего года. На сей раз я был по делам, интересы фирмы потребовали согласования вопросов в газовой конторе, которая находилась сравнительно недалеко от дома Николая. Выезжая из Москвы, я решил, что если обернусь быстро, то обязательно навещу затворника.