Тень прошлого

Боль раскаленными иглами впивается в глаза, обрывая мысль. Он сдавленно вскрикивает, руки взлетают к глазам. Что-то отдаленно похожее на эту жгущую боль он испытывал, когда еще в колледже ресница попала под контактную линзу… и только в одном глазу. Теперь ужасно болят оба.

Но прежде чем руки успевают добраться до лица, боль уходит.

Он опускает руки, медленно, задумчиво, и смотрит вдоль шоссе 7. Платную автостраду он покинул, следуя указателю «Съезд к Этне-Хейвену», не пожелав (причина так и осталась непонятной) въезжать в Дерри по дороге, строительство которой еще продолжалось, когда он и его родители отряхнули прах этого маленького города со своих ног и направились на Средний Запад. Да, по автостраде он добрался бы быстрее, но этот путь был бы неправильным.

И он проехал по шоссе 9 через спящую кучку домов, именуемую Хейвен-Виллидж, потом свернул на шоссе 7. И по мере его приближения к цели день неумолимо становился все ярче.

А теперь этот щит-указатель. Точно такой же, какие стояли при въезде в более чем шести сотнях городов штата Мэн, но как же от вида этого у него сжалось сердце!

Округ Пенобскот

Д

Е

Р

Р

И

Штат Мэн

Далее – щит с эмблемой «Лосей» [130]; щит с эмблемой «Ротари клаб», и дополняя число щитов до троицы, еще на одном сообщалось, что «ЛЬВЫ ДЕРРИ [131] РЫЧАТ В ПОДДЕРЖКУ ОБЪЕДИНЕННОГО ФОНДА». За щитами дорога вновь становится шоссе 7, прямой линией среди растущих по обе стороны сосен и елей. В молчаливо набирающем силу свете дня деревья выглядят такими же призрачными, как сизый сигаретный дым в недвижном воздухе запертой комнаты.

«Дерри, – думает Тозиер. – Дерри, помоги мне, Господи. Дерри. Не может быть!»

Он на шоссе 7. Еще пять миль, и он увидит «Рулин фармс», если время или торнадо не снесли с лица земли саму ферму и магазин при ней, где его мать всегда покупала яйца и чуть ли не все овощи. Две мили после «Рулин фармс», и шоссе 7 станет Уитчем-роуд, а потом должным образом перейдет в Уитчем-стрит, и вы можете сказать аллилуйя, мир вам, аминь. И где-то между «Рулин фармс» и городом ему придется миновать ферму Бауэрса, а потом ферму Хэнлона. Отъехав на милю или чуть дальше от фермы Хэнлона, он в первый раз увидит блеснувшую под солнцем и небом поверхность Кендускига и буйную зелень низины, по какой-то причине известной как Пустошь.

«И я действительно не знаю, выдержу ли я, столкнувшись со всем этим лицом к лицу, – думает Ричи. – И это чистая правда, други мои, я просто не знаю, выдержу ли».

Ночь прошла для него как во сне. Пока он находился в пути, продвигаясь к цели, пока накручивал милю за милей, сон продолжался. Но теперь Ричи остановился (точнее, щит-указатель остановил его) и проснулся, чтобы обнаружить страшную истину: сон этот был явью. И Дерри – тоже явь.

И такое ощущение, что он не может не вспоминать. Он думает, что воспоминания в конце концов сведут его с ума, и прикусывает губу, и складывает руки ладонью к ладони, плотно, словно с тем, чтобы не дать себе взлететь. Он чувствует, что полетит, и скоро. Вроде бы какая-то безумная его часть стремится к тому, что грядет, тогда как все остальное гадает, каким образом ему удастся пережить следующие несколько дней. Он…

И тут его мысли снова обрываются.

На дорогу выходит олень. Он слышит легкий стук еще мягких по весне копыт по асфальту.

Дыхание Ричи замирает на полувыдохе, потом он вновь начинает медленно дышать. Смотрит, ошарашенный, какая-то его часть думает, что такого никогда не увидеть на Родео-драйв. Нет… ему требовалось вернуться домой, чтобы взглянуть на такую красоту.

Это олениха («Олениха, олень, самка оленя» [132], – радостно скандирует Голос в его голове). Она выходит из леса по правую сторону дороги и теперь останавливается посреди шоссе, передние ноги по одну сторону прерывистой белой линии, задние – по другую. Ее темные глаза мягко оглядывают Рича Тозиера – в этих глазах только любопытство, страха нет.

Ричи смотрит на нее в удивлении, гадая, знамение ли это, или дурной знак, или какая-нибудь хрень из репертуара цыганской гадалки, вроде мадам Азонки. И тут совершенно неожиданно ему вспоминается мистер Нелл. Как же он напугал их в тот день, появившись сразу после того, как Билл, Бен и Эдди рассказали свои истории! Да они все чуть не отправились на небеса.

Теперь же, глядя на олениху, Рич набирает полную грудь воздуха и обнаруживает, что говорит одним из своих голосов… но впервые за двадцать пять лет, или чуть больше, это Голос ирландского копа, который добавился к его коллекции после того знаменательного дня. Голос этот вкатывается в утреннюю тишину, как большущий шар для боулинга… Ричи никогда бы не поверил, что он может быть таким мощным и громким.

– Йисус Христос на ломаной повозке! До чего славно вы проводите время на природе! Господи Йисусе! А ну разбегайтесь по домам, пока я не решил рассказать о вас отцу О’Стэггерсу!